"Литературная газета" - издание светское, культурологическое. Однако самое пристрастное прочтение не сможет уличить газету в непочтительности к религии или чувствам верующих какой бы то ни было конфессии. Но корректная, неоскорбительная литературная критика - наш прямой профессиональный долг. Его мы и выполняем по мере сил. И своё отношение к "пляскам в храме" высказали не один раз. Будучи светским изданием, мы предоставляем слово не только тем, с кем горячо и безоговорочно согласны: "ЛГ" читают, а значит, и пишут нам очень разные люди, высказывающие зачастую взаимоисключающие мнения. Это совершенно нормальная практика любого массового издания. И публикация письма В. Крупина - лишнее подтверждение нашей неоднобокости и непредвзятости. Только мы стараемся избегать ультимативных формулировок вроде "отношения к литературной критике не имеет" и не начинаем возражения с них.
Нам известна заповедь "[?]возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим" (Мф. 22, 37), где разум стоит не на первом, а на третьем месте. Мы также в курсе несовершенства и небезупречности человеческого разума вообще. Но никакого специального "православного ума" ни в книге "Живый в помощи", ни, естественно, в критике этой книги нет. Да и быть не может. Однако неслучайно ведь образ Божией Матери "Прибавление ума" был создан св. апостолом Лукой. И перед этой иконой молятся православные о даровании Премудрости Божией. Вот и мы, усердно о том помолясь, попытаемся ответить В. Крупину.
Невольно испытываешь неловкость, когда известному писателю, с некоторых пор претендующему на обладание истиной в последней инстанции, приходится говорить вещи очевидные, почти банальные. Но что поделать: придётся. Пути духовный и творческий не всегда изначально совпадают и не всегда пересекаются даже в итоге. Иначе бы всех классиков причисляли к лику святых. Лев Толстой, которого В. Крупин считает "мракобесом" и "поджигателем русского дома", сложно, часто несправедливо относился к Православной церкви, но от этого описания первого бала Наташи или жизнестойкого репейника в "Хаджи-Мурате" не перестали волновать русское сердце, не замутнённое гордыней.