Литературная Газета 6390 ( № 43 2012)

Вообще о постановке "Бориса Годунова" в Екатеринбургской опере говорить трудно. Дело не в том, что в ней задействованы какие-то режиссёрские инновации, которыми любит попотчевать зрителя иной неглубокий автор, скрывающий своё верхоглядство. Вовсе нет! Дело в том, что постановка Тителя с неизбежностью выводит зрителя за пределы сцены. За пределы всего игрового пространства музыкальной трагедии Мусоргского. Ибо часть русской истории восстанавливается здесь под покровительством гения места, которым для Екатеринбурга являются, без всякого сомнения, Николай II и его семья. Нет нужды упоминать о том, что произошло в этом городе в 1918 году: мы лишились царя, Европа - самой красивой семьи. Зато у города появился genius loci.

Гений места настойчиво напоминает и о времени. Напомним: драма "Борис Годунов" повествует об агонии. Оптимистично и парадоксально - не об агонии народа, а о его выздоровлении, изживании Смуты, агонии самой Смуты - и убийстве её. Минуют Лжедмитрии, умрёт Борис - и совсем скоро Россия станет иной под скипетром Романовых. Триста лет мы будем мужать и крепнуть, пока не наступит новая междоусобица. Что же, опера Мусоргского, как и драма Пушкина, вселяет надежду: в год 400-летия дома Романовых вовсе не исключена реставрация - у нас удивляться ничему не приходится.

Так где же драма и где трагедия, раз скоро всё, возможно, разрешится к лучшему?

Для этого нужно вернуться в театр и посмотреть на сцену. Исторические параллели - подпорка, стены, крыша, но жизнь - она внутри декораций.

Начнём с видимого. Для оформления спектакля художественный руководитель оперной труппы Театра Станиславского и Немировича-Данченко пригласил своего главного художника - Владимира Арефьева. Творческий союз испытан временем, мы имели право ожидать чего-то необычного. Удивили обыденность решения и его обманчивая простота. На сцене - фрагмент Вавилонской башни с винтовой лестницей, по которой всё больше спускаются, а поднимается лишь юродивый. Башня, как и подобает времени упадка, железному веку, самому его концу, ржавая не только снаружи, но и внутри. И всё. Больше декораций нет.