Литературная Газета 6394 ( № 47 2012)

Декларируя этот интеллигентский символ веры, Быков картинно обижается на авторов исторического сборника "Вехи", чей антиинтеллигентский пафос считает позорным. Не потому, что пафос этот несправедлив, а потому, что несвоевременен. Вот подождали бы господа хорошие, пока победит революция, а потом бы и критиковали. Революция, как известно, победила через восемь лет. После чего критикам пришлось уплыть на пресловутом философском пароходе. Словно спохватываясь на этот счёт, Быков добавляет в свой мессидж публицистического пара и стремится ещё более неистово, чем только что от "веховцев", откреститься от В.И. Ленина, который, как известно, авторов "Вех" тоже не жаловал.

"Нет, я не Ленин, я другой!" - застыв в этой поэтической позе, Дмитрий Быков так и пребывает до последних строк своего памфлета.

Странно то, что Быков поднял интеллигентскую (и по содержанию, и по принадлежности) тему именно сейчас. Логичнее было это сделать весной двенадцатого года, когда на "болотные" митинги в одной компании с вождями оппозиции собирались граждане поэты. Когда маршем шли по Москве писатели, а актуальные художники готовились к взятию амвона в храме Христа Спасителя.

Хороша ложка к обеду. Тогда, в эти несколько месяцев, разговор о судьбах российской интеллигенции был кстати. Но Быков выбрал другое время. Сегодня об интеллигенции молчат.  Почему же мыслящее сообщество безмолвствует?

Мне кажется, сегодня уже можно уверенно ответить на этот вопрос. Судя по всему, это не просто неподходящий момент для разговора. Это навсегда. Общественный ландшафт изменился настолько, что интеллигенция как социальное единство, во-первых, распалась, во-вторых, перестала играть какую-либо роль в общественных процессах.

Постсоветская либерализация большевизма запустила процесс расслоения интеллигенции. Ещё при Ельцине этот советский монолит начал трагически распадаться на взвесь и осадок. Отдельные представители бывшего "мыслящего сословия" стали статусными и гламурными, остальные слились с массой бюджетников, презираемых "реальными пацанами" новорусской эпохи. Те, кого власть взяла на службу, предали в беде тех, кто остался за бортом "рыночных преобразований".