Литературная Газета 6416 ( № 21 2013)

«Никакой Анки-пулемётчицы не было, – писал дальше знаток истории Володарский, – а была жена комиссара Фурманова, с которой у Чапаева начались шашни». Да, была у Фурманова жена Анна Никитична, урождённая Стешенко. Говорят, был и роман у начдива с ней. Кто без греха! Но поверить в это трудно хотя бы потому, что, узнав о гибели Чапаева, находившийся тогда уже на Туркестанском фронте Фурманов записал в дневник: «О чём бы я ни думал, – встаёт вдруг любимый образ Чапая, все мысли бледнеют перед этим дорогим образом». И это о соблазнителе своей жены? Назовите второй такой случай во всей мировой литературе. Но Володарский без «шашней» и тому подобных вещей не мог.

И ведь до чего довели эту сомнительную версию в фильме! Комиссар во время боя стреляет в спину Чапаеву. Знал я один такой случай на фронте, даже в моей родной роте. До сих пор и фамилии помню: стрелявший – Лавров, а убитый – Поликарпов. Я рассказал об этом диком случае в книге фронтовых воспоминаний «Я посетил сей мир». Лаврова по приговору трибунала расстреляли перед строем. Должны бы расстрелять и их Фурманова.

Но никакого выстрела в спину, конечно, не было, это выдумка Володарского для оживляжа. Фурманова просто перевели на Туркестанский фронт. А если семейная драма и была, то она как-то разрешилась. В 1923 году Дмитрий Фурманов написал книгу о Чапаеве как о герое и прекрасном человеке. В 1926 году он умер. А вдова-то его Анна Никитична как раз и написала сценарий великого фильма.

Михаил Веллер, неутомимый интеллектуал второй свежести, тоже на страже исторической правды. Пишет, что Чапаев – «одна из дымовых шашек нашей фальсифицированной истории... продукт кино, к которому прилагается два тома анекдотов». Не соображает, зачем же историю сфальсифицировать, а потом продукт своего сизифова труда прятать за дымовой завесой. Наоборот, надо над ним разогнать все тучки, дымки и туманчики.

Автор одной хвалебной рецензии пишет: «Э. Володарский и С. Щербина и не думали покушаться на классику. Они лишь оставили за собой право взглянуть на эпоху, в которую жил Чапаев, с высоты нового века». Для него нынешняя пора – великая высота... По-моему, одного примера достаточно, чтобы понять, покушались или нет. У Васильевых есть забавный эпизод. Ночь. Чапаев сидит за столом над картой, а Петька смотрит-смотрит на него с полатей и вдруг спрашивает: «Василий Иванович, вот ты дивизией командуешь. А армией мог бы?» – «Мог бы, Петька, мог бы». – «А фронтом?» – «И фронтом мог бы». – «А всеми вооружёнными силами республики?» – «Тоже мог бы, Петька». – «Ну а в мировом масштабе?» – «Нет, Петька, не мог бы – языков не знаю». Да, эпизод забавный, но в какой-то мере и характерный для обоих персонажей.

И вот что мы видим у Володарского и Щербины. Петька притащил на плечах вдрабадан пьяного Чапаева в избу. И потом разговор. «Василий Иваныч, ты полведра водки выпить можешь?» – «Могу». – «А три четверти?» – «Тоже могу». – «Ну а целое ведро?» – «Нет, Петька, не могу. Это под силу только товарищу Ленину». И такую пародию, глумление над классикой критик патриотической газеты не видит.

У Васильевых нет портретов Ленина, но однажды он упоминается. Кто-то из местных крестьян спрашивает на митинге Чапаева, за какой он Интернационал – за Второй или Третий. Он морщит лоб, чешет затылок – откуда ему это знать! Но вдруг спрашивает комиссара: «А за какой Ленин? За Третий? Ну и я за Третий!» А у Володарского он то и дело произносит речи, как поднаторевший грамотей-агитатор: «Нельзя победить народ, который встал с колен и борется за своё счастье и свободу» и т.д. Да это язык Сванидзе.

Критик ликует: «Произошло чудо! Чапаев вернулся... Верность правде факта, правде события неизбежно сближает два произведения и двух исполнителей роли Чапаева – великого Бориса Бабочкина и Сергея Стрельникова, чья звезда только что взошла». Ну, если считать, что от великого до смешного только один шаг... Но мы-то слышали, что эта «звезда» говорила о великом Бабочкине.

В новом сочинении критик усмотрел «цитаты из знаменитой ленты». Это какие же? А вот: «Снова строчит пулемёт Чапаева...» Да он в любом фильме о войне строчит. «Снова звучит песня «Чёрный ворон». Пардон, но там – о Ермаке («Ревела буря, дождь шумел..»), и эта песня, которую чапаевцы поют в Лбищенске в роковую ночь 5 сентября 1919 года, имела страшный пророческий смысл:

И пала, грозная в боях,

Не обнажив мечей, дружина...

Она рождала тревогу, опасение, боль в сердцах зрителей.

Не вернулся Чапаев, а приволокли его, как пленного, и заставили под пыткой проклясть то, чему служил подлинный Чапаев.

Гозманиада