Литературная Газета 6427 ( № 33-34 2013)

Во Франции вышли «Окаянные дни», где Иван Алексеевич яростно обличал большевиков, Маяковского, Горького, с которым дружил 20 лет. Приводится отзыв Алексея Максимовича об авторе книги: « Видеть его в состоянии столь болезненного бешенства и обидно, и противно. И жаль художника. Пропал художник ». Н.Б.И., уже не как завуч, а как инструктор райкома, беспощадно припечатывает зарвавшегося «буревестника»: « Горький ошибся. Пропал художник, но не в Бунине, а в самом Горьком! » Но позвольте, хотелось робко возразить, а как же «Егор Булычёв», написанный Горьким после этого высказывания, или «Клим Самгин»?.. Но сказано: пропал, значит, пропал, чего Горького жалеть – продался большевикам, и кончился талант, да и был ли? А Бунин, кстати, книг, подобных публицистическим «Окаянным дням», больше не писал. Освободившись от бешеной ненависти, художник стал писать о любви. Да с такой нежностью к России, с какой до революции не писал.

1933 год. Цитируются донесения в Москву советского посла Александры Коллонтай в связи с присуждением Ивану Алексеевичу Нобелевской премии. Но не говорится, что шведскими академиками рассматривались четыре номинанта: кроме Бунина – Горький, Шмелёв и Мережковский. СССР, конечно, лоббировал Горького. Но разве не было давления на нобелевский комитет со стороны стран, враждебных СССР? Премия уже тогда была политической, и все это понимали. Марина Цветаева писала в письме Анне Тесковой: «Премия Нобеля. 26-го буду сидеть на эстраде и чествовать Бунина. Уклониться – изъявить протест. Я не протестую, я только не согласна, ибо несравненно больше Бунина: и больше, и человечнее, и своеобразнее, и нужнее – Горький. Горький – эпоха, а Бунин – конец эпохи. Но – так как это политика, так как король Швеции не может нацепить ордена коммунисту Горькому… Впрочем, третий кандидат был Мережковский, и он также несомненно больше заслуживает Нобеля, чем Бунин…»

Но к чему здесь Цветаева, которая испортила бы картину завучу? Цветаевой в фильме и нет, Н.Б.И. нужна идеологически верная, монолитно антисоветская панорама эмигрантской жизни.

А вот то, что просто взорвало креативом. После чтения бунинских дневниковых записей об одесском погроме в 1905 году Н.Б.И. вставляет свои уже не пять копеек, а двадцать евро: « Эти погромы предсказали холокост и все остальные ужасы ХХ века. Не в Германии, в России! »

Вот так. Понятно, какая теперь установка обкома: обвинить Россию ещё и в холокосте! То есть мы виноваты не только в том, что происходило на территории нынешней Украины и Молдавии, но и должны нести ответственность за преступления нацистской Германии! И вообще за «все ужасы ХХ века». Не исключено, что скоро нас обвинят в ядерной бомбардировке Хиросимы – что ж, придётся платить японцам репарации, если так решат старшие товарищи.

Когда речь заходит об эмиграции, у Н.Б.И. теплеют глаза, в голосе появляются гламурные нотки: « Грасс – столица парфюмерии <…> Франция не мешала, а помогала Бунину работать: своим климатом, вином, своими кафе, даже своим равнодушием <…> Бунин стихов в эмиграции писать не будет, так изредка будет писать свою великолепную прозу. И проза принесёт ему и славу, и деньги!» Кто ж спорит: чтобы у писателя были «деньги и слава», надо жить на Западе. «Будут и увлечения, и роман – тяжёлый, достоевский, затянувший Веру в жизнь втроём ». Действительно, многолетнее увлечение Бунина Галиной Кузнецовой очень осложнило положение его жены Веры Николаевны, но при чём здесь Достоевский? Однако Н.Б.И. сказала, значит, так оно и есть: Достоевский – это про тяжёлую «жизнь втроём».