Парадоксальное сочетание возрожденческого идеализма с реализмом викторианской эпохи (когда действительное положение вещей в индустриальном обществе вступило в жёсткое противоречие с индивидуальным мировосприятием человека) в идеях и работах P.R.B.
шло вразрез с классицистическими нормами Королевской академии художеств. Обращение к внутреннему миру современников – чтобы и рассказать о нём, и обратиться к нему – через литературные образы и темы «давно минувших дней» потребовало нового визуального языка. И прерафаэлиты остро, бескомпромиссно критиковали современное общество[?] с позиций красоты.Глядя на эти чудесные картины, выписанные с самозабвенным вниманием к мельчайшим деталям, мы видим красивых людей в красивых одеяниях, находящихся в роскошных интерьерах или в пространстве идиллической природы, но бесконечна их печаль, незавидна их участь, неизбывны страдания… Несоответствие, с одной стороны, внешней красоты мира, а с другой – человека с внутренним состоянием фатального несчастья наполняет эти работы истинным драматизмом, хотя и прикрытым «бутафорскими» изысками декоративного великолепия. Сегодня, как и во второй половине XIX в., прерафаэлизм всё ещё остаётся непонятным в силу своей эксцентричной, ни на что не похожей самобытности, притом что им реализована «всего лишь» основная идея романтизма. Неоспоримой заслугой прерафаэлитов перед историей искусства является скрещивание художественных техник и приёмов эпохи кватроченто с идеалами романтизма Нового времени.
Контрастность формы и содержания на полотнах визуально дублируется колористическими сочетаниями. Скажем, чистые тона зелёного и фиолетового, синего и оранжевого, красного и жёлтого в сочетании друг с другом в то время считались «не комильфо». Однако каждый цвет имеет своё смысловое значение, а любое цветосочетание становится символическим и «говорящим». Играет свою роль и контраст в насыщенности: то яркий сочный цвет динамичным пятном лидирует в приглушённой гамме размытых туманных тонов («Залив Пигуелл в Кенте», «Аврора Ли отказывает Ромни»), то, наоборот, тающее бледное облако неторопливо обволакивается сильными красками, затягивается ими и поглощается («Офелия», «Пробудившийся стыд»)…
Известная фраза из «Фауста»: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» наиболее точно выражает идею «Братства», обозначая его «соперничество» с фотографией – новым, но в 1839-м уже ставшим доступным изобразительным средством. Фотографическая точность в работах прерафаэлитов – не одно лишь доказательство мастерства, но ещё и свидетельство погони за этой ежесекундно ускользающей, обречённой на гибель красотой…
Остов образовали идеи Теофиля Готье, Шарля Бодлера – «искусство для искусства». В Англии они модифицируются Уолтером Патером в концепцию эстетизма, а эстетическую формулу Джона Китса – «красота есть единственная истина» – целиком разделяют прерафаэлиты. Их собственная поэзия повлияла на развитие декадентства 1880-х с его яркими представителями Э. Доусоном, Л. Джонсоном, М. Филдом, О. Уайльдом, а романтическая тоска по Средневековью отразилась в раннем творчестве У. Йейтса. Наследственная связь прерафаэлизма с литературой строилась на том, что в общем котле оказались греческий и кельтский эпос, римская история периода упадка империи, старая провансальская литература и поэзия французского «Парнаса», романы Круглого стола, итальянские ренессансные произведения и манускрипты средневековой готики, трансформировавшиеся в декадентский романтизм. Так перекликались, вливаясь и прорастая друг в друге, литература и изобразительное искусство, намечая стили рубежа веков – символизм и модерн.
М.А. Врубель. Богоматерь с младенцем. 1884–1885. Иконостас Кирилловской церкви, Киев.
Новаторские идеи прерафаэлитов при всей декларируемой «вторичности» явились разноцветным, умело закрученным клубком. Но долгое время они оставались чисто «местечковым» явлением – островное государство всегда находилось в некоторой изоляции от континентальной культуры. Тем интереснее провести параллель между британским и русским искусством одного исторического периода. На парижских выставках и салонах русские художники бывали постоянно, а в России работы P.R.B.
могли видеть лишь в журналах, не испытав прямого влияния. К тому же французские идеи «чистого искусства», столь благодатно проросшие в Альбионе, попали в Россию, культурно ориентированную на Италию, с большим опозданием. А всё потому, что в начале века мы воюем с Наполеоном, а в середине – (и с Францией, и с Англией) в Крымской войне.