Литературная Газета 6432 ( № 39 2013)

Как отметил Георгий Василевич, «музеи-усадьбы и музеи-заповедники неслучайно стали местом проведения таких семинаров: «в глуши слышнее голос лирный, живее творческие сны». Красота и гармония русской усадебной жизни, сохраняемые и воспроизводимые в пространстве современных заповедных территорий культуры – прекрасное основание для творческой работы». Не меньшее основание – уникальная среда семинара. В числе его постоянных участников – профессор Пармского университета, научный консультант различных итальянских издательств Мария Кандида Гидини, профессор Сорбонны, лауреат премии «Русофония-2013» Элен Анри-Сафье и многие другие слависты, чей авторитет и высокие творческие достижения бесспорны. Но всё же, по словам переводчицы испанской поэзии и драмы Натальи Ванханен, главное достижение этих встреч – взаимное обогащение культур и… дружба: «Дружеская обстановка, дружеское внимание к мнениям и взглядам каждого – дух и стиль этого семинара. Если задуматься, то и цель перевода – соединять народы, помогать им подружиться. Кажется, переводчикам это пока удаётся лучше, чем политикам и дипломатам».

Татьяна САМОЙЛЫЧЕВА

Личный вклад

Лев Толстой

«Семейное счастие»Письма Льва ТолстогоЦветаева, Рильке,

Пастернак

«Письма 1926 года»Марина Цветаева

«Повесть о Сонечке»

Марина Цветаева

«Живое о живом»«Причудливый пейзаж русской литературы». Антология Николай Страхов

и де Вогюэ

«Две поездки на Афон»Александр Пушкин

«Путешествие

в Арзрум»

Теги: русские писатели , переводчик

Мародёры

Фото с выставки «1993 год», организованной движением «Русский лад»

Ночь на 4 октября 1993 года. Роща у Дома Советов, люди вокруг костра.

Все уже знали о случившемся в Останкине. День, прошедший под знаком неслыханной победы защитников Верховного Совета, заканчивался сокрушительным их поражением. У костра об этом мало говорили, вообще почти ни о чём не говорили - подбрасывали сучья в огонь, наливали себе ледяной водки, выпивали, не чокаясь, как на поминках[?] Между светящихся точно изнутри берёзовых стволов плясали огни других костров, а над ними неровными оранжевыми шарами дрожали маленькие зарева. Порой пламя выхватывало из темноты чьё-нибудь лицо – и оно тут же исчезало, будто подхваченное дуновением ветра, и снова становилось частью ночи, наполненной шелестящими голосами, звоном бутылок, бренчанием гитарных струн. "Какие печальные лица, / И как безнадёжно бледны…" Кто из этих людей дожил до утра?

Никто ни о чём не спорил, ни к чему никого не призывал. Изменить ничего было нельзя – оставалось только ждать утра. Запах дыма и печёной картошки смешивался с запахами опавшей листвы, сырой земли, древесной коры и грибов, хотя их время уже прошло. Где-то рядом пели: «А в тайге по утрам туман…», а немного дальше, перевирая мотив, битловское: «Хей, Джуд». Эти голоса и запахи доносились словно из прежних времён, когда не было ни уличных сражений, ни омоновцев со щитами и дубинками, а в моде были туристические слёты и конкурсы авторской песни. Но были и другие голоса. «Спаси, Господи, люди Твоя», – пели в другом конце парка негромко и красиво, но вскоре пение перекрыл длинный разухабистый вздох гармошки, заигравшей с места в карьер плясовую. «Эх, эх, эх!» – забухали в землю подкованные сапоги, невидимые плясуны засвистали молодецкими посвистами.

– Русский человек!.. – заорал кто-то из темноты. – Нет, ты по­слушай, что я тебе скажу. Русский человек!.. Что это такое? «Веселие и питие»! Он создан для того, чтобы пить и веселиться! А ему придумали долг и идеи. На фига ему это? Наша Родина – веселье! « Смотреть до полночи готов / На пляску с топотом и свистом / Под говор пьяных мужичков» . Вот она – Расея, вот он – русский человек!

Ещё вчера за эти слова дали бы незнакомцу крепко в лоб и назвали бы провокатором (каковым, быть может, он и являлся), а теперь все устало молчали.

Так тянулась эта ночь поражения нашего. Задремали мы лишь под утро. Проснулись оттого, что где-то над самыми нашими головами гулко и часто ударил КПВТ – крупнокалиберный пулемёт. Воздух задрожал, сорвались с ветвей и закружились вниз по невидимой спирали кленовые листья. Между деревьев стояла пронизанная солнцем пустота. В воздухе запахло гарью. Стуча зубами от озноба, мы поднялись на ноги. Парк стал неузнаваем. Волни­стые пряди инея, искрясь на солнце, прихотливыми узорами вплетались в траву.

Снова загрохотал пулемёт, женский голос закричал истошно. Со стороны площади заскрежетало, залязгало: гусеничные боевые машины десанта преодолевали хлипкие баррикады. Ещё минута, и они отрезали бы нас от Дома Советов. Мы пригнулись и побежали к его левому крылу. Пули крошили, ломали штукатурку у нас над головой, меня даже обсыпало ею.

Т