Литературная Газета 6438 ( № 45 2013)

За Фадеева я не брался со школы (в моей советско-постсоветской школе его ещё проходили) и, как оказалось, преждевременно списал его в архив. Недавно, проезжая через «партизанские» места Приморья, заинтересовался этой полузабытой фигурой. В электронной книжке случайно (хотя – как сказать[?]) оказался «Разгром», и я не смог от него оторваться, пока не дочитал.

Помню это ощущение открытия: Фадеев – живой, а казалось, что нет.

И второе ощущение: Фадеев – настолько дальневосточен, куда более наш , чем я представлял раньше. Уехав в Москву, он до конца жизни тосковал по Приморью, помнил в мельчайших подробностях свои здешние дороги и чувства (почитайте его поздние письма в Спасск-Дальний к юношеской любви Асе Колесниковой). В «Разгроме» я открыл для себя дважды своего: не только значимого, отзывающегося внутри писателя, но и земляка, ходившего теми же улицами, что хожу сегодня я.

Дальневосточные провинциалы нередко реализовывались в столицах, но дальневосточниками оставались не все. Фадеев – оставался. Его первый замысел – «Последний из удэге» – оказался сквозным, на всю жизнь, оборвавшись вместе с нею на полуслове. Если другие стремились преодолеть свою провинциальность, став всесоюзными, то Фадеев стал всесоюзным, оставаясь дальневосточником и эксплуатируя именно эту свою тему, свою оказавшуюся драгоценной провинциальность.

Амба, чумиза, маньчжурка

«Разгром» – книга свежая, искренняя, умная, страстная. В 1920-е целое поколение молодых парней вдруг стало сочинять великолепную прозу. Иные потом погибли физически, другие – творчески, но эта лавина юности была великолепна.

В школе я не мог оценить того, как написан «Разгром». Теперь я с удовольствием перекатывал на языке шахтёрско-таёжные метафоры 25-летнего автора, выросшего на одной со мной земле: «Подземная вода, мутная, как слёзы ослепших рудничных лошадей, день и ночь сочилась по шахтным стволам, и никто её не выкачивал».

Время действия «Разгрома» – лето–осень 1919 года. Написанная на приморском материале, книга изобилует характерными чисто местными деталями. Несознательный партизан Морозка ворует с «баштана» дыни; на сходе местные жители говорят «Амба!» в значении «шабаш» («амба» – это тигр и одновременно – капут); мелькают «даубихинские и майхинские спиртоносы»; персонажи курят «маньчжурку» (хочется верить, что это местный табак, а не дикорастущая южноманьчжурская конопля, которой славятся описываемые места) и едят с местными корейцами чумизу. В тексте – смесь русских, украинских, корейских, китайских и «коренных малочисленных» привычек и словечек. Кто-то даже сидит, «поджав по-корейски ноги» – не по-турецки и не по-татарски, как написал бы недальневосточник.

Вызывает вопросы уже само название «Разгром». Хотя отряд разбит, Левинсон с группой бойцов спасается, и из последних строк ясно: он наберёт новых людей и продолжит борьбу. Более того, ко времени написания романа было давно известно, что итоговая победа осталась именно за условным Левинсоном. Однако Фадеев пишет о поражении, в чём можно увидеть не столько политический, сколько эстетический выбор, и называет книгу «Разгромом». В этом тексте – масса вторых доньев. Он, конечно, «красный», а не «белый», но он, как всякая хорошая литература, – о жизни в её сложности, а не о том, кто хороший, а кто плохой. Несмотря на наличие реальных прототипов и чётких топографических привязок, «Разгром» куда глубже, чем представляло советское вульгарное литературоведение. Сотворение нового мира, сотворение человека – вот его главная тема. И в этом ключе название «Разгрома» звучит уже по-новому.

Крутой маршрут Левинсона

Писался «Разгром» в 1925–1926 годах, автор жил уже вдали от Приморья. Выверял ли Фадеев маршруты, которыми отряд Левинсона уходил от преследования?

Следует сказать о том, что в 1972 г., вскоре после конфликта с китайцами на острове Даманском, в Приморье были переименованы сотни рек, посёлков, сопок.

При жизни Фадеева большинство приведённых в «Разгроме» топонимов оставались актуальными. Любопытный читатель мог, «привязавшись» к карте, легко понять, куда шли люди Левинсона. Сегодня текст «Разгрома» нуждается в историко-топографической расшифровке.

Целый ряд топонимов у Фадеева приводится вскользь, как бы для обрисовки «театра военных действий» или вписывания локальных событий в исторический контекст. Деревня Уборка и река Фудзин (ныне Павловка), японский десант в Ольге и Анучино, «чугуевские ребята», Монакино Уссурийского района – Фадеев застолбил добрую половину территории Приморья, видимо, обозначая этим размах партизанского движения (хотя отряд Левинсона действует в куда более скромных масштабах). При этом автор вовсе не стремился к документальной точности, при желании оперируя вымышленными названиями: «Разгром» – литература, а не хроника. Ни разу в тексте не называются ни Владивосток, присутствующий за кадром как «город», ни субъект, так сказать, федерации.