Литературная Газета 6446 ( № 3 2014)

На обложке новой книги известного петербургского историка профессора Сергея Ярова нужно было бы написать: «Читать всем». Мимо таких книг просто так пройти невозможно. Перед нами не привычный набор как уже известных, так и ранее неопубликованных документов, воспоминаний и свидетельств очевидцев. Это фактически готовое учебное пособие, не приукрашенное, подобно многочисленным сусальным поделкам в «духе времени», заполонившим книжные прилавки. Достойное того, чтобы встать в один ряд с «Блокадной книгой» Д. Гранина и А. Адамовича. Такие книги не дают очерстветь нашим душам, попривыкшим за последние десятилетия к бедам и неурядицам. Прочитав такое, уже не получится забыть о том, какие нечеловеческие страдания выпали на долю поколения наших отцов и дедов – возможно, самые тяжёлые за все одиннадцать с половиной веков существования Российского государства.

871 день Ленинградской блокады вместил в себя то, что невозможно пересказать в маленькой заметке. Книгу сложно цитировать, выделяя главное, поскольку главное там абсолютно всё. Городской быт жителей, которые продолжали жить, много работали не только ради собственного выживания, но и ради победы в тяжелейшей войне, умудрялись и в этих невыносимых условиях устраивать маленькие праздники, например, посещали театры и парикмахерские и даже рожали детей. Это событие, о котором рассказали не историки или мастера художественного слова, это блокада, увиденная глазами самих жителей Ленинграда, как написано в предисловии к книге, а точнее – сущностная анатомия великой катастрофы великого города.

Читать книгу страшно, настолько она переполнена муками, кровью и смертью. «Смерть здесь витала повсюду», её ледяным дыханием были наполнены не только братские могилы или усыпанные трупами берега Обводного канала, но и улицы, подъезды домов, комнаты бесчисленных коммуналок, общежития. Общая смертность в блокадном Ленинграде была огромной. Люди умирали от голода и эпидемий, становились жертвами немецких бомбёжек. Число погибших оценивалось в различных источниках по-разному. Если на Нюрн­бергском процессе фигурировала цифра 632 253 человека, то позже данные уточнялись. Автор недавно опубликованного исследования Л.Л. Газиева считает, что число умерших во время блокады можно увеличить до 933 716 человек, из которых не менее трети составляли дети до 14 лет.

О детях-блокадниках разговор особый, но детская смертность вообще была невероятно высокой. Так, в январе 1942 г. каждый день умирало в среднем 265 грудных младенцев, позднее эти показатели начали снижаться. Многое, несомненно, зависело не только от общих трудностей, голода, нарушения в работе водопровода и канализации, фактом было и то, что наиболее ослабленные и больные люди умирали первыми. Пик смертности пришёлся на лютую зиму 1941/42 годов, когда умирало примерно 390 человек на тысячу. То есть почти каждый третий житель двухмиллионного города стал жертвой страшного варварства, учинённого в середине ХХ века по воле Гитлера, решившего сровнять с землёй красивейший европейский город.

Сказалось и неумелое, подчас откровенно бездарное руководство городским хозяйством. Город оказался не просто неподготовленным к подобному развитию событий, но и важные решения принимались запоздало. В Смольном больше заботились о красивой отчётности, да и о своих «особых» нуждах не забывали. Например, для «ответственных работников» в декабре 1941 г. было отпущено 20 тонн бензина, в то время как трест хлебопечения получил 13,5 тонны. Ленгорисполком обслуживался 348 автомобилями, все учреждения Наркомата торговли – а это все магазины города! – 125 машинами, служба же «Скорой помощи» располагала 179 автомобилями. Неудивительно поэтому, что почти все товары в магазины приходилось доставлять на санках или тележках. В апреле 1942 г. приказали владельцам зарегистрировать все велосипеды, запретив их покупку и продажу. На выходах из города стояли заградотряды, в задачи которых входило изъятие продуктов, выменянных голодающими ленинградцами у жителей близлежащих деревень. И это при катастрофически низком снабжении даже по карточкам!

Стоит ли удивляться, что в этих условиях измождённые, страдающие от недоедания люди «черствели» душой и шли на всяческие ухищрения ради выживания. Например, прятали умерших родных или одиноких соседей ради того, чтобы воспользоваться их продуктовыми карточками. Воровали дрова, разбирали заборы и ограждения, растаскивали вещи из разбомблённых домов. Нередкими стали случаи и насильственных преступлений, когда карточки или продукты отнимали у людей, особенно у детей. Совершенно противоестественным выглядит и такое особое преступление, о котором и упоминать-то страшно, как каннибализм.

Скудные сообщения об этом можно найти и в официальной историографии. Но написанные свидетелями самих событий материалы просто ужасают. Причём не столько самими фактами, сколько будничностью описанного.