Литературная Газета 6454 ( № 11 2014)

Всем известно, что вокруг российского футбола крутятся немалые деньги. Весь мир дивится футбольному альтруизму скороспелых бизнесменов и чиновников from Russia. Каждый бразильский мальчишка знает: самые лёгкие заработки – в самой северной стране. Мастерам кожаного мяча в России платят по всё возрастающим потребностям. При этом, в отличие от советского времени, футбол у нас убыточный, а семейные, почтенные люди не принимают фанатскую атмосферу стадионов. Почему корпорации не жалеют денег на дорогие футбольные игрушки? Есть одно фантастическое объяснение: наши миллиардеры заигрались в тайный «чёрный тотализатор» в узком элитарном кружке. Делают ставки и надеются на выигрыш. А иначе непонятно, почему рабочий у нас получает меньше, чем в Париже или Берлине, а футболист всё чаще – гораздо больше.

Как включишь «Наш футбол» – так и услышишь слово «фанат». Ещё в 80-е мы употребляли его только в негативном ключе. Евгений Евтушенко даже написал стихи про тогдашних футбольных хулиганов: «И фанатизм, скатясь до жалкой роли, визжит, как поросёнок, на футболе». А потом мы перешли рубеж: слово «фанат» потеряло ругательный оттенок. Оно почти вытеснило исконное наше слово «болельщик» и даже приобрело дополнительный смысл принадлежности к влиятельной социальной группе. Уже никого не удивляет, когда очередного погибшего характеризуют так: «футбольный фанат NN». Как нечто будничное воспринимается заголовок: «Глава правительства встретился с футбольными фанатами». А ведь это болезнь! Тут произошла та же история, что и с «киллерами» и «убийцами»: внедрение нового слова изменило реальность. Там, где раньше после болельщицких разговоров в подворотнях оставались горы окурков, – теперь остаются трупы.

Как жаждали погрузиться в эту атмосферу футбольные комментаторы 90-х годов! Они высмеивали советскую манеру боления, в которой не было экзальтации и показухи. Помните? Стадион взрывался и начинал шуметь, когда на поле возникало острое положение. Если игра шла скучновато – трибуны молчали. Поражение любимой команды воспринималось как личное горе. Понурые, сокрушённые болельщики брели по домам. Другое дело – фанаты. Они кричат и гогочут при любом счёте, при любом характере игры, до которой, честно говоря, многим ребятам в ярких шарфах и дела нет. Зато им нравится воспринимать себя в качестве политической силы, представительствовать, требовать... Нравится это нынешним комментаторам? Они уже побаиваются подростковой агрессии. Но вынуждены «работать» и на эту публику, вынуждены кормить её конфетами и комплиментами. Нет ничего глупее зависимости от подростков – но в неё впали и деятели шоу-бизнеса, и обслуга большого спорта... А всё потому, что лет тридцать назад американские продюсеры установили, что юные иждивенцы легче тратят денежки (родительские) на развлечения, чем взрослые джентльмены. Наши хозяева жизни щедрее: они не ждут от «клиента» прямого дохода, просто подхватили лихоманку по моде. А деньги – в том числе и на покупку футболистов – берут из другой тумбочки. Чаще всего – из государственной.

В 1910–1930 годы, когда в Россию пришёл большой спорт, вокруг футбола утвердилось немало иностранных словечек. Некоторые из них язык переварил (например, «тайм» или «гол»), другие ушли на второй план в годы борьбы с безродным космополитизмом («бек», «инсайд», «корнер»). А нынешние комментаторы с особым азартом произносят словечки, без которых мы все эти годы обходились: «дерби», «сейв»... Да и само название нашего футбольного первенства – премьер-лига – отображает неприятную языковую тенденцию. Не представляю, чтобы мой дед сказал: «Ах, какие сейвы демонстрировал Никаноров в последнем армейском дерби!» Неужели возникла необходимость в этих словах? А ещё хуже – когда интонации заёмные, когда восторг с чужого плеча. Чужеродные слова язык зачастую переваривает, а интонации отторгает со скрежетом.

В своё время в нашей политической журналистике было принято говорить об английской королеве с нотками рыцарского преклонения. Нечто похожее слышится, когда закадровые хлопцы вспоминают об английском чемпионате – о Первом дивизионе. Откуда что берётся? Любят Британию – и, к сожалению, вряд ли лицемерят. Есть и другая крайность, её мы приметили во время Олимпийских игр: патриотические устремления комментаторов подчас переходят границы джентльменства, присущего большому спорту.