Память творения мира и память потопа,
Зыбкий песок чертит в воздухе буквы молитвы,
Льющейся за горизонт между небом и морем.
Александр ЛУГАРЁВ,
Родился в 1953 г. Окончил Поволжский институт управления им. Столыпина. Активно работает в жанре авторской песни.
Подлодка
Вновь в глубины Чёрного моря,
С судьбою на абордаж,
Утром покинул любимый город
Наш боевой экипаж
С надеждою, верой и болью,
Хранимый любовью!
Волны над нами о чём-то спорят,
А лодка идёт в поход.
И растаял в морском просторе
Гитары прощальный аккорд
С надеждою, верой и болью,
Хранимый любовью!
На берегу грустят одиноко
Гордость России и боль:
Керчь, Феодосия и Севастополь,
Оставленные тобой
С надеждою, верой и болью,
Хранимые любовью!
Горечь слов прорывается в песне,
И плачет моя гитара.
Кто сказал, что не быть нам вместе,
Что Крым и Россия – не пара?
Лодка сквозь штормы и мглу пробьётся,
Ещё я не знаю как,
Но в Севастополь навечно вернётся
Славный Андреевский флаг –
С надеждою, верой и болью,
Хранимый любовью!
Андрей СКРИПЦОВ,
Родился в 1976 г. в Симферополе. По образованию экономист-международник и философ. Инициатор ряда общественных проектов в Крыму. Сфера интересов: справедливость, русская цивилизация и её развитие, интеграция постсоветского пространства.
Роза-жизнь
Федерико Гарсиа Лорка
Жизнь вспыхнула!.. И мигом утекла...
Огнём ушла по высушенным травам,
Морской водой с туманом уплыла.
Жизнь. – Для одних игра, другим отрава.
Ах!
Сад в цвету, как ярок облик твой!
Он красками изранит людям душу.
Зачем весной покой мирской нарушит,
Коль он умрёт опавшею листвой?!
Ах!
Как закат нам голову кружит,
Огнём мерцая, удаляясь прочь!
Ртом-морем солнце пожирает ночь,
И сердце мира больше не горит...
Ах!
Вспыхнула!.. И мигом утекла...
Огнём сбежала в высушенных травах,
Рекой в туман торжественно ушла
Жизнь!
Для кого – беспечная игра,
А для кого – смертельная отрава.
Калифорния
Плакала роза красным по белому с чёрным,
Слёзы души бежали по нотам проворно,
Снова осень в слезах – да что же это такое?!
Калифорния! – Боже мой! Как далеко я...
Не забросить тоску в зной индейского лета,
Жарко телу, душа тоже словно раздета,
Звуки? – пальцы будто с роялем сроднились,
Нет, не музыки такт – сердце громко забилось.
Выжать из осени дождь, его влагой напиться,
Вольной душа полетит, а не раненой птицей,
Криком запомнить навеки родные просторы!
...
Бог отсюда ушёл... здесь лишь Ангелов-город.
И ронять лепестки на рояль словно слёзы,
И цвести на чужбине диковинной розой.
Всё иметь, но не быть или быть, не имея?
В чёрно-белой судьбе роза-жизнь пламенеет.
Партенит
Уже пустынны пляжи, яркость скрыта,
Медведь-гора, уткнувшись в брег, молчит,
всё небо уже осенью залито,
торжественно печален Партенит.
Лишь в тишине осенних листьев шорох,
но в глубине сознанья всё царит,
гул неумолкший летних разговоров,
шум праздника и красок колорит.
Я вижу, как в движеньях неумелых,
тут человек с природою един
и с ней грустит в тоске оцепенелой,
и раб ей он, и ей он господин.
Октябрь онемел волной притихшей.
Предвестник тьмы – чарующий закат
из сердца высек горсть четверостиший
о том, что лета не вернуть назад.
Но будет ещё праздник, будет чудо
и будет свет, что одолеет тьму!
Ну а сейчас, на выезде отсюда,
осенний вздох печали я возьму.
Илья РЕЙДЕРМАН,
Родился в 1937 г. Поэт, философ, культуролог, музыкальный критик. Преподаёт в Одесском художественном училище имени М.Б. Грекова.
Когда в доме снова свет зажгут
* * *
Лавр нынче дёшев, а словам, увы,
нет больше веры. Их переизбыток.
Но хоть в одной из тысячи попыток –
нам смыслы воскресить бы, что мертвы.
Они всего лишь в обмороке долгом,
они в словах – как будто бы в гробах,
готовые – разложены по полкам –
почти что прах. А всё-таки – не прах.
И мы без них – живые автоматы,
рабы программ, поработивших мозг.
Вот и трудись, поэт, не для награды,
лепи слова, как глину или воск.
А рифмы – что? Они – ничто без веры.
И если ты поэт – сам в чудо верь!
Пусть ночь для всех – и в ней все кошки серы,
но ты – в грядущий день откроешь дверь.
* * *
Света нет. На линии поломка.
Вот и думай обо всём в тиши.
Чем полна заплечная котомка?
Что в ней не для тела – для души?
И, в раздумья погружаясь глубже,
страх преодолею – и нырну
в темноту, в которой тонут души,
и в пугающую тишину.
Мысли вдруг становятся большими,
и для них слова уже тесны.
Как же будем жить? Как прежде жили,
видя не свои – чужие сны?
Может быть, пора проснуться нам бы.
Ох, как трудно – если хочешь спать!
Как нам жить, когда зажгутся лампы?
Мысли эти – нам куда девать?
Снова сон с открытыми глазами?
Бодрствованье духа – тяжкий труд.
[?]Вот – свеча горит. Что будет с нами,
когда в доме снова свет зажгут?
* * *
И только перед ликом смерти
всё обрело свои места…
Инна Лиснянская
Поэты уходят из мира, в котором
высокое слово считается вздором.
Поэты уходят. А что остаётся?
Лишь стихотворенье – подобье колодца.
Уже за пределами смертной юдоли
нам в эти глубины вглядеться бы, что ли,
и звёзды увидеть – по три – над стихами –