Литературная Газета 6460 ( № 17 2014)

Мне повезло. Не только потому, что я знал Астафьева лично, записал несколько аудиокассет его бирюзовой речи, но и общался с теми стариками, кто именовал писателя с мировым именем даже не Петровичем, как череда красноярских подпетровичей, а не иначе как Витькой.

«Городом непризнанных гениев» нарёк Виктор Петрович в одной из своих затесей Чусовой. Это здесь он услышал из уст всё того же Толстикова, получившего кличку Злопыхатель, только подхлестнувшие его, Астафьева, слова:

– Виктор, писателя из тебя не выйдет, хоть тебе и помогает Марья!

Не ловили себя на мысли, почему на Руси некоторых художников слова кличут по имени-отчеству? Вроде бы люди-то молодые, но – Александр Сергеевич, Михаил Юрьевич. А там уж – Фёдор Михайлович и Лев Николаевич. Так и с Астафьевым. Не Витька, не Виктор, а Виктор Петрович.

Но, уже живя в Красноярске, он будет не единожды приезжать в город своей литературной юности. Чусовой сидел в нём и ныл неудалённой занозой. Это действительно был город, где писательством баловались не только Реутов и Толстиков, а и весь «Чусовской рабочий», вся рыбацко-охотничья среда, включая верхушку станции юных техников, не считавшая Астафьева первым.

Казалось, всей последующей своей жизнью Астафьев доказывал обратное: что писатель из него получится! Он уже был всенародно признанным, увенчанным, с ним советовался Горбачёв, к нему приезжали Ельцин и Солженицын, а всё равно продолжал оглядываться на одёргивающий голос «города непризнанных гениев».

Толстиков, под конец жизни принявшийся писать «Правду об Астафьеве», назвал его в одной из местных публикаций «подкулачником». Эта заметка дошла какими-то путями до Овсянки. Адресуя своё письмо давнему напарнику по рыбалке, вставшему «на защиту Астафьева» Хорошавцеву, Виктор Петрович словно отчитывался: «Заголовок твоей статьи в полемике с оппонентом точен – «Наплевать и растереть»… Злобность, в которой он меня упрекает, – качество его прирождённое, а «скрытность» – это тоже для него. Писатель да ещё прозаик не может нигде и ни в чём скрыться. В его книгах «всё видно». А на книги мои существуют десятки тысяч писем, печатных отзывов, написаны книги и монографии, тексты мои включены в «Хрестоматии», в программы вузов…»

Согласитесь, Астафьев к тому времени достиг уже таких величин, такого уровня признания, схлёстывался с такими остепенёнными полемистами, что его «отчёт» напоминает доклад человека, давно ставшего национальной гордостью, перед первым в своей жизни начальником, которого по привычке, хотя они сверстники, он вынужден называть на «вы».

Хорошо помню эту историю: закончилась она трагикомически – в духе «Весёлого солдата»: защищая Астафьева, Хорошавцев решил вызвать Толстикова на дуэль. Она должна была состояться не где-нибудь, а у памятника Ленину на заводской площади. Чтобы у всех чусовлян на виду. Дуэлянт даже предложил Злопыхателю выбор:

– На ружьях или на кулаках?

По его словам, Злопыхатель от дуэли уклонился. Сейчас уж нет на белом свете никого – в физическом воплощении. Первым ушёл Толстиков, последний, кто называл русского классика Витькой. Вторым – Астафьев: его уход оплакивала страна. Третьим – Хорошавцев, дуэлянт и заступник. И не было уже «гражданского человека» Астафьева, чтобы осадить толстиковых и оплакать хорошавцевых.

ЧУСОВОЙ–ПЕРМЬ

Теги: Виктор Астафьев , юбилей

Светящиеся затеси

Художник Гао МАН

Находясь в Пекине в 1990 г. и рассматривая себя, сидящего в поле и задумчиво глядящего вдаль, Виктор Петрович написал на картине китайского художника Гао Мана: "Китай - Сибирь, рядом. Всего лишь через гору, перелетай скорее". И подписался: «В. Астафьев». Имя выдающегося русского писателя Виктора Петровича Астафьева стало известным в Китае благодаря публикации китайского перевода «Царь-рыбы» в 1982 г. За последующие 30 с лишним лет в Китае были переведены и изданы его произведения: «Царь-рыба», «Пастух и пастушка», «Звездопад», «Кража», «Перевал», «Где-то гремит война», «Печальный детектив», «Ода русскому огороду» и другие многочисленные рассказы.