9.3.2004 <…> Вдумываюсь в Дневник как жанр. В нём главное – вектор внутрь Слова – не для того чтобы ими зацепить собою из мира нечто и со-общить соседям по существованию снаружи себя, но – напротив: снаружи бытующие в культуре идеи и слова направить внутрь себя с двоякой целью. Во-первых: о-СВОИ-ть явления мира извне, сделать их своим имением-имуществом. А во-вторых – и главное: разгребать ими смуту и вихри внутри себя, во внутренней жизни: хаос – в микрокосм упорядочивать = излечивать = исЦЕЛять = Целое в себе сооружать, гармонию, сим-фонию = со-гласие = со-звучие. Прочищать дыхание… Как вон про стихи Пастернака кто-то сказал: «Они полезны бы при туберкулёзе – их чтение…» Ну да: он же весь открыт в пространство и снега – чистый морозный воздух нагнетает в организм. Как высокогорный санаторий, где разрежена вещественность, толща вещей мира весит меньше, опрозрачнивается материя…
Дневник поэтому: не в Культуру из меня, но из Культуры – в меня: пускай она менЯ обслуживает! Логос мира в меня да войдёт – пусть и в кенозисе своём: снизойдёт! Ну да – именно СТЯЖАНИЕ СВЯТАГО ДУХА при этом – происходит: я цепляю Его – и низвожу в нутренюю свою – на самообслуживание. Самочинное себя обоживание. Запускаю своею волею Логос божественного Слова – в себя, наполнить мою полость и вычистить хаос и смуть и взвесь. Логос – как ассенизатора сантехника использую.
Ну что ж? Обидно это, унизительно ли Богу? Не благоговейно? Но ведь для того Сын сошёл и принял на себя бремена и крест – служить нам, человекам. И велел: «Стучите – да обрящете!»
Так что Дневник = обращённость к Богу, с ним «единобеседование» = «монология», как Августин ещё именовал такое делание – в Исповеди. А в литературе на читателя – обращение к Ближнему – вторая часть двуединой заповеди: «возлюби Бога и ближнего…»
Дневники остаются от людей – как пласт бесед с Богом – «как на Духу»: искренне. Потому что чего уж тут хитрить-мудрить, когда и так тебя видят, прозрачен ты. А твоя задача – своим умом подсоединиться к видению тебя Логосом, отождествиться с Его Умом и Его видением тебя. И так устроить – царствие небесное внутри тебя = Небо – в сосуд свой скудельный, в овчинку твою – запустить.
Ясно, почему литература и книжный рынок не любят издавать дневники: ревность Горизонтали к Вертикали, ближних – к Богу. Дневник своею глубиной и искренностию и настоящестью и истинностию – как бы отменяет литературу, что вымысел и сказка = ложь. Отменяет игровое отношение к бытию и слову…
Ну да – в жанре Дневника человек менее всего «Хомо люденс» – «человек играющий». Это с ближним – можно, весело выходит. Но ИГРОК С БОГОМ?.. Это – разве что Сатана таков, Мефистофель…. Ну и скептик Паскаль: «пари на Бога» – всё ж не с Богом, а с ближним – на Него – заключается.
И потому Дневник – самоцельное и самоценное писание, употребление Слова. Главная цель – достигается уже самим актом писания. А СО-ОБЩАТЬ? выводить в общество и люди? – это не моя забота, а разве что по ТОМ: после жизни моей – подглядывание – любопытное и поучительное: как там прежде тебя живший человечек расхлёбывал переплёты существования?
Итак, в письменности мира Дневник – партия Абсолюта, а художественная литература – партия относительностей. Два слоя в толще словесной культуры.
Теги:
Георгий ГачевПланета Крым
Вячеслав ЕГИАЗАРОВ,
Родился в 1940 г. в Ялте. Автор семи поэтических книг. Лауреат премий им. А.П. Чехова, А.И. Домбровского, дважды - премии АРК, Международного литературного фестиваля "Осенний Крым – стихов очарованье", премии им. А.С. Пушкина в номинации «Поэзия». Заслуженный деятель искусств Крыма.
* * *
Побродили и мы по планете с названием Крым,
восхищались и пели, с бедою познались и риском:
Тарханкутский маяк злой метели пронизывал дым,
Ай-Тодорский маяк ночь пронзал гладиатором римским.
А маяк Херсонеса все мифы Эллады пропел,
с мыса Сарыч маяк подавал нам тревожные знаки:
то я видел во сне ливень таврских разбойничьих стрел,
то скуластые скифы неслись, обнажив акинаки.
Генуэзские башни вели разговор об ином,
о торговле, любви, но суровыми были бойницы:
виноградники пахли пронзительным терпким вином,
и огромные звёзды мерцали в листве шелковицы.
Воробьи и дрозды торопливо клевали инжир,
вот и мы торопились на прошлое глянуть без грима:
в казематах Мангупа ютится загадочный мир,
а Чуфутское кладбище тайны хранит караимов.
Видно, жизни не хватит, чтоб край свой познать до конца;
песни стоны сменяли, а эхо протяжно, как вопль.
Я не трогаю пласт, где лавины огня и свинца
прокатились по Крыму[?]
(Да вспомним хотя б Севастополь!)
Я не трогаю пласт киммерийских легенд и холмов,
что ковыльной пыльцою присыпан, как свежей порошей,
потому что на это уйдёт много толстых томов,