Литературная Газета 6463 ( № 20 2014)

Ручей журчит степную быль.

Выходят витязи в шеломах,

Скликая воинов в набег…

И долго в княжеских хоромах

С дружиной празднует Олег.

А в полночь скифские курганы

Вздымают в тень седую грудь,

Им снится, будто караваны

С востока держат дальний путь.

Им снятся смелые набеги,

Стенанья, смерть, победный рёв,

Что где-то рядом печенеги

Справляют тризны у костров.

…Там гул и мрак, обломки мифа,

Простор бескрайний, ковыли…

Глухой и мёртвой хваткой скифа

Хватали зори край земли.

(1938, из стихов при поступлении в Литинститут)  

Теги: Николай Майоров

«Да потому что он мне брат...»

Николай Зиновьев. Дождаться воскресения. - Ростов-на-Дону: Фирма "Ирбис", 2013. – 240 с.

В Финляндии вот уже почти пару десятилетий проходит чемпионат мира по игре на воображаемой гитаре. Жители самых разных стран выходят на сцену и отчаянно перебирают в воздухе пальцами. В современной отечественной поэзии подобный чемпионат носит поистине тотальный характер. Вроде бы и позы иной автор делает залихватские, вроде и пальцы на нужных местах в воздухе пристроены, вроде и зал в лице ближайших родственников и друзей радостно беснуется, но нет гитары.

В этом смысле краснодарский поэт Николай Зиновьев настолько разительно отличается от многочисленного племени русскоязычных фонограммщиков, что, столкнувшись с его даром, можно лишь подивиться: а возможно ли сейчас само вот это, незамутнённое, непиарное, кажется, совсем чуждое всяческой позы художественное слово?

Стихи Зиновьева в высшей мере адекватны окружающим его людям, времени и пространству. Кажется, что он ничего не пишет, просто набрасывает в дневник какие-то внешне простенькие мысли и замечания:

Всем счастья и здоровья!

В степи встаёт рассвет.

Гоню пасти коров я,

И мне двенадцать лет.

Это та поэзия, которая, вырастая из конкретных людей с их страстями и пороками, обретает новое, всеобщее, соборное качество. Поэзия, которая становится собой в совместном вопрошании, в поиске постоянных ответов на, казалось бы, очевидные вопросы.

Поэт не питает иллюзий по части человеческих телесных оболочек. Он и о себе отзывается предельно жёстко, без снисходительных обиняков, и от благодушных восторгов в части народа далёк.

Внешний парадокс: активно вводя в ткань своих стихов разного рода пьяниц, бомжей и проституток, Зиновьев таким образом лишь заставляет по-новому осмыслить наше общее ежедневное бытие через перевод разговора на христианские мотивы. Показательна сценка «На вокзале»:

«Будь хоть что,а жизнь прекрасна!»

(А вокруг шумел вокзал).

Эту фразу пьяный, грязный,

Засыпая, бомж сказал.

Я решил съязвить: «Неужто?»

Он откашлялся в кулак

И ответил: «Потому что

Богом дадена, дурак».

Стихи Зиновьева полны людей, портретов, эскизов, сценок. Это стихи, которые стопроцентно не пишутся в башне из слоновой кости. Они уверенно претендуют на максимально полный, эмоционально обобщённый социальный срез того, что является сейчас народом России.

Причём в беспощадности своей поэт намеренно избирает путь конфликта, некоего выбора, который в обязательном порядке призван делать читатель:

Мы с деревенской девкой Валей

В пылу бесстыдства и стыда

Ночь провели на сеновале

Под лягушачий хор с пруда.

Потом душа ждала ответа

В недоуменье и в трухе:

«А о содеянном грехе

Стихи – поэзия ли это?»...

Сейчас Николай Зиновьев, пожалуй, самый социальный поэт в России. С ним может поспорить разве что автор зарифмованных политизированных газетных колонок Дмитрий Быков. Хотя вряд ли данный спор получился бы спором равных, так как Быков по большому счёту никого исправлять в принципе не собирается и на мир он смотрит исключительно взглядом потребителя – как на бесконечный источник сюжетов и поводов для очередного гонорара.

Сила же Зиновьева в том, что он при любых хитросплетениях описываемых им судеб остаётся глубоко православным, верующим человеком. Никогда никакую грязь он не рассматривает как приговор:

Зачем, поэт, ты режешь взгляд

Нам пьяницею в луже?

Да потому, что он мне брат[?]

И брат родной к тому же.