Будущее соединяет героев – постаревших, переосмысливших многое. Любимая женщина умерла, жизнь – прожита. Прощение тут или прощание? А дома последний, но самый искренний друг – будильник Вася. И он – вдумайтесь! – отсчитывает
Литература, по мнению Файна, начинается тогда, когда читатель примеряет содержание на себя. Это два базиса его творческого самосознания. При этом он отталкивается и от классиков. Аналогии с Шукшиным и Шаламовым приводились критиками начиная с В. Мединского. Связь со вторым очевидна – колымская тема предполагает, что каждого автора, «покусившегося на святыню», будут сравнивать с ним. Файн – очевидец, его детские годы прошли на Колыме, а потому образы этих мест, помноженные на время, вполне естественно всплывают в сознании.
Вера в человека – главный лейтмотив рассказов – и «колымских», и «московских»; локация тут вторична, важнее характер, говор, атмосфера жизни – забываемой, советской.
Творческий метод писателя – уход от прямых характеристик симптомов века, внимание к деталям, к содержанию (превалирующему над формой), попытка создания атмосферы, в которой читатель идентифицируется с персонажами, – успешно реализуется в его произведениях.
Теги:
Александр Файн , Так это былоПятикнижие № 29
ПРОЗА
"Одесса - Москва – Одесса. Юго-западный ветер в русской литературе". – М.: Издательский дом «Вече», 2014. – 624 с.: ил. – 3000 экз.
Спешите запомнить Одессу, какой она была. Роскошным южным городом, который кипит своеобразием, русским Марселем, жемчужиной в екатерининской короне. Запомните Одессу, нахально и элегантно перекраивающую под себя имперскую культуру великой страны. Одесса – искромётное остроумие России – не может существовать без подпитки. Что с ней станется? Бог весть. Но перед нами книга, в которой собрано множество свидетельств об особой одесской культуре – свидетельств пристрастных, ну, так с Одессой не бывает по-другому. Аверченко и Куприн, Ильф и Олеша, Бунин, Катаев, Шенгели, Бабель[?] десятки славных имён людей, которые любили этот город и писали с него неизменно узнаваемые портреты, вглядываясь в неповторимые типы, вслушиваясь в язык, какого больше нет нигде, кроме Одессы. Сохранится ли этот феномен без России? Надежд на это немного. Но книга придётся по душе и самому оптимистичному ценителю Одессы, и пессимисту.
ПОЭЗИЯ
Изяслав Котляров. Ученик вечности: Поэма. – М.: Издательский дом «Золотое перо», 2013. – 428 с. – 1000 экз.
Книга в некотором смысле уникальная. Потому что поэмы нынче не в моде. А поэма объёмом более 400 страниц – вещь почти немыслимая. Ещё удивительнее то, что она практически бессюжетна и похожа на долгую медитацию-размышление о жизни, смерти, о вечности. Уже по названиям глав можно понять, какова этическая направленность «Ученика вечности»: «Вера», «Страх», «Сомнение», «Ожидание», «Смирение», «Любовь», «Мудрость», «Покаяние», «Счастье», «Доброта», «Гармония»...
Однако, вопреки ожиданию, текст живой, плотный, не лишённый самоиронии:
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
Дмитрий Мирский. «О литературе и искусстве: Статьи и рецензии 1922–1937» / Сост. О.А.Коростелёва и М.В.Ефимова, вступ. статья Дж. Смита. – М.: НЛО, 2014. –
616 с. – 1000 экз.Князь, ставший марксистом. Эмигрант, сделавший очень много для известности за рубежом Мандельштама, Ахматовой, Маяковского, вернувшийся в СССР и сгинувший в лагере. Он писал по-английски и по-русски, писал одинаково легко о русской литературе и об английской, и «Поднятую целину» предпочитал «Тихому Дону» за ясность политической идеи… Вершиной же стилистического совершенства большой формы для него был Толстой. Мирский стал, возможно, первым вдумчивым исследователем, систематически интересующимся аспектами восприятия русской классики за рубежом, удачностью или неудачностью переводов. Эта книга, сопровождённая вступительной статьёй самого известного биографа Мирского – Джеральда Смита, является очень убедительной и всесторонней попыткой рассказать о многообразии наследия Мирского, в том числе тех его статей, которые никогда прежде не переводились на русский.
БИОГРАФИИ