Литературная Газета 6485 ( № 43-44 2014)

– Созерцал. Сидел бы у воды. Наблюдал бы за облаками и думал, что, когда они уплывут за горизонт, их увидит моя возлюбленная, и наши взгляды пересекутся. Лицезрел бы, как набухает, а потом распахивается бутон китайской розы – алый, с ярко-жёлтыми пестиком и тычинками – а затем, к концу дня, словно вбирая в себя всё отвратное в мире людей, вянет-погибает и навсегда сворачивается в блёклый жгут. Не замечал? Люди выходят на пенсию: один начинает писать стихи, другой – картины, третий – музыку. А до этого будто бы и не жили! «Созерцательное отношение к жизни», когда-то заклеймённое, – вот, оказывается, то главное, что даётся человеку на Земле.

Беседу вёл Игорь Панин

Три обязательных вопроса:

– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени? Почему писатели перестали быть «властителями дум»?

– Книжная пыль – самая тяжёлая и вредная. А «властителями дум» перестали быть не только писатели нынешние, а вообще – все, начиная с Гомера. Почему? Потому что человек неисправим. Он сейчас твердит по-пушкински: «Над вымыслом слезами обольюсь», а захлопнул книжку – и уже к топору тянется. И чем больше литература пытается человека исправить, тем быстрее она выветривается из людей.

– Можешь ли представить ситуацию «литература без читателя» и будешь ли продолжать писать, если это станет явью?

– Для меня это давно – явь. Я и раньше писал стихи для себя и… для деревьев.

– На какой вопрос ты хотел бы ответить, но я его не задал?

– Вот если б ты меня спросил: «Чем на Земле всё закончится?» Сначала человечество предаст своих поэтов (впрочем, может, они того заслуживают), затем расплатится за всё содеянное на Земле, попробует спастись, и, спасаясь, поднимется на лермонтовскую высоту и убедится, что «спит Земля», но уже не «в сиянье голубом», и ступит на другую планету, и начнёт к ней приторачиваться, и вот тогда – там, на другой планете, оно вспомнит главный свой земной атавизм – поэзию. 

Теги: Юрий Беликов

Планшетная проза

Всеволод Непогодин. Девять дней в мае: Роман. - Нева, № 10, 2014.

Это повествование одессита, который был непосредственным свидетелем событий 2 мая. "Девять дней", где художественное изображение соседствует с документальной хроникой и её стилизацией и границы между ними размыты, – можно назвать романом-стримом (стрим –  видео прямо с сервера, без загрузки на локальную машину).

Герой, он же автор, помышляет о написании сценариев. Его сознание вполне «кинематографично». (Редкие эпизоды, когда Веня расслаблен и погружен в «златое безмыслие», – чтение на одесских прибрежных склонах сценариев любимого Шпаликова.) Но подручные технические средства, задействованные в видеоряде «Девяти дней», ограничены «планшетной» стилистикой. Одесские события таковы, что ни режиссёр-

«бесогон», ни ангел, который «кричит в огромный рупор», не в состоянии были бы образумить исполнителей. Автор может довольствоваться лишь ролью стримера. Он не всегда успевает осмыслить происходящее – только транслирует его. По мере возможности вклинивается с отстранёнными комментариями или ретроспективными отступлениями. Но даже когда темп действия спадает, сознание продолжает «стримить». От планшета нельзя требовать совершенного изображения и оптимальной картинки. Его обладатель далеко не всегда волен в выборе ракурса. У стрима – другая «оптика». Но она позволяет охватить то, что не попадает в кадр к профессиональному телерепортёру. Планшет фиксирует и голоса улиц, и прямую речь стримера, которые могут обернуться и против персонажей, и против автора[?] Уязвимой позицией, саморазоблачительными проговорками стримеру приходится платить за эффект присутствия. Как эти голоса неотделимы от стрима, так уязвимая прямая речь персонажей «Девяти дней» неотделима от ткани повествования.