Литературная Газета 6494 ( № 3-4 2015)

Так прощайте, наверно... Что вам теперь во мне,

Убелённые снегом правительственные святоши.

Отдаюсь безвозвратно серой речной волне,

Обязуюсь и мыслить, и думать одно и то же.

Столько лет безутешных насиловал жизнь свою,

Даже в малости малой сам себя ограничив,

Я теперь только берег свой узнаю,

Где осока седа, подболоченный лёд коричнев.

И судьба поддавала, и век меня колотил

Так, что я, наконец, нахлебался и тем, и этим.

Перевозчик окликнет - поехали, командир?

И окурок втоптав, хрипловато отвечу: "Едем".

* * *

Двадцатилетним наши празднества –

Такой же отвлечённый символ,

Как несущественная разница

Меж тем, кто жив, и тем, кто сгинул.

Но полны древнего достоинства,

Как в затянувшемся кошмаре,

Садимся плакать и усобиться,

Не разбирая, что вкушали

Ни первого, ни на девятое

Под нудное гунденье власти

И с розовыми октябрятами

Круженье в сумеречном вальсе...

Когда б не призрачное общество,

И мы могли бы, только где тут,

У флага, что едва полощется,

В парчу и злато не оденут.

Могли б гореть ацетиленнее,

Когда бы нас возобновляли

Те самые двадцатилетние,

Не ставшие нам сыновьями.

Что при Крыму, что при Очакове

Скотинке серой, хоть убейся,

Достанутся участки чахлые,

Замусоренные донельзя.

* * *

Дёрнешь «Примы» за магазином

И пригрезится в пять минут,

Будто в зареве негасимом

Годы прежние вспять идут.

И покажется – неужели

Так бессмысленно коротка

Эволюция униженья

Престарелого городка?

Вместо слогана – пыльный лозунг.

Это в космос кидает клич

Детской памяти отголосок,

Дорогой Леонид Ильич.

Слава утру! Врагов угробив,

Горделивая, как балет,

Марширует страна героев,

Боевых, трудовых побед.

И опять, как на всём Востоке,

Кучковаты до тесноты,

Олимпийские новостройки,

Поликлиники, детсады.

И колец – как лучей, как будто

Ветеранам под шестьдесят,

И ликующему кому-то

Тополя стеной шелестят,

И, немотствуя в отраженье,

Проржавевший скрипит шарнир:

Жив и дед в ледяной траншее,

И отец, объяснявший мир.

И, покрытый золой и пеплом,

Ты вернёшься, насквозь пробит,

К фотографиям чёрно-белым,

Где неистовый век трубит.

* * *

Когда кровавит никотин

Снегов плаценту,

Поймёшь – сто лет уж не ходил

Один по центру.

Сто лет, а здесь одно и то ж:

Разрушек наледь.

Толкнёшь коллекционный «Додж»,

А он – сигналить...

И тот же век стоит углом,

Того ж рисунка:

Жлобы с ворованным баблом

Да их прислуга.

Сменились вывески, а суть

Осталась той же:

По сердцу лоха полоснуть

Как можно тоньше.

Но пусть чернеют от позёрш

Витрин болота,

Ты по-пластунски переползёшь

Зимы полгода,

Как беспощадный дезертир

И перебежчик,

Что мир погибший посетил

В толпе приезжих.

* * *

За признаки повторенья,

Что в сверстниках узнаю,

Будь проклято это время,

Сводящее нас к нулю:

С душком его коммерсантским

Не всхлипнешь пред образком,

Прислуживая мерзавцам

На пиршестве воровском.

О, век наш! Блюдя уставы

Окраинных пустырей,

Мы с детства искали славы,

Чтобы вырасти поскорей.

Примерные каторжане,

С костяшек содрав бинты,

Курили за гаражами,

Желая Большой Беды.

Пока нам о продразвёрстках

Талдычили день за днём,

Мечтали о далях звёздных

И верили – ускользнём,

Искрящими егозами

Прорвёмся поверх плетней –

Уж мы б себя показали

И собранней, и бледней

При этих мельканьях пёстрых,

Что средствами внесены

В те щели, где пуст напёрсток

И вечен повтор зимы.

[?]Сгрузившись на волокуши,

Что кто-то во мгле запряг,

Ты скажешь – бывало хуже.

Да что бы ты знал, сопляк.

Теги: Сергей Арутюнов

А город весь погас

* * *

Я у Б-га не первый,

У любой Его твари,

Стынут веки, как вербы,

На осеннем бульваре.

Непривычный и встречный

Ветер, мокрый октябрь.

И въедается вечность

Синевой под ногтями.

Вербы в парке всё те же,

Ночь, а звёзды над нею -

Словно стали пореже

Или стали бледнее.

Гасит сила слепая

Свет мой дальний и ближний,

Будто смерть проступает

Над поверхностью жизни.

* * *

Проснёшься вдруг – до шорохов метлы,

И гулкий мрак, лишь изредка менты

Проедут по сплетению дорог,

Где одинокий светится ларёк,

И дремлет, превратившийся в аул,

Кусок Москвы на Пресненском валу.

"Беги туда,  мой свет, беги, беги

К бескрайним водам медленной реки..."

Когда-то, в общежитии пустом,

Бутылки громоздились под столом,

И, с девушкой товарища, одни

Мы из окна смотрели на огни,

На город свой, а город весь погас,

И мчались тучи в предрассветный час.

«Беги туда, мой свет, беги, беги

К бескрайним водам медленной реки...»

Я на неё старался не смотреть,

Не по себе мне было, и про смерть,

Про индуизм, вдову и палача

Она вещала, в воздухе чертя

Горящей сигаретой. Мир жесток.

Ночь избывала и белел восток.

«Беги туда, мой свет, беги, беги

К бескрайним водам медленной реки...»

Мы не встречались больше никогда.

И помню, как последняя звезда,

Скрывалась с неба, предпоследней вслед,

Там, где чернеет Университет,

Как спал в росе автомобиль ГАИ.

Прощайте, девяностые мои.

«Беги туда, мой свет, беги, беги

К бескрайним водам медленной реки...»

«Она пропала в Индии, братан», –

Товарищ мне сказал, а я врата

Представил, в темноте, в земле иной,

За ними – реку, с море шириной,

Чьи берега огнём покрыты сплошь –

Горят ряды людских змеиных кож.

«Беги туда, мой свет, беги, беги,

К бескрайним водам медленной реки...»

* * *

Я неважный земляк и, поверьте,