Литературная Газета 6496 ( № 6 2015)

1. Очень хорошо помню тот маленький коричневый томик Пастернака, который откуда-то принёс мой первый муж и с которым мы «шатались по городу и репетировали». Пастернак ошеломил. Ошеломила форма стихов. А строки «Быть знаменитым некрасиво», «Жизнь прожить – не поле перейти», «Мы будем гибнуть откровенно», «Быть женщиной – великий шаг» вошли в плоть и кровь, стали частью моего личного символа веры. Кстати, при разводе единственное, что мы с мужем не смогли поделить, был тот самый коричневый томик.

2. Впервые «Доктора Живаго» я прочла самиздатовского: тонкие, как в протестантских Библиях, страницы, «слепой шрифт». Роман для меня сразу встроился в ряд классических русских романов, а Юрий и Лара умножили число любимых литературных героев. Потом – задолго до того, как роман вошёл в школьную программу, – я давала его на уроках. Даю и теперь. Новые материалы ЦРУ ничего не добавили и не убавили в моём отношении к книге Пастернака. Я любила бы её и без Нобелевской премии. Но хорошо, что кто-то помог её получить. Думаю, это был Бог.

Евгений  В. ХАРИТОНОВЪ, поэт, культуртрегер:

1. Наверное, никакой. Пастернак для меня вообще открылся не в том возрасте. Его обычно для себя открывают с пятнадцати до двадцати лет, а я им заинтересовался где-то под тридцать. И смотрел на его тексты как филолог, а не как поклонник. Он был интересен мне скорее как историку литературы, а не как читателю или поэту.

2. Мы всё это подозревали, а теперь просто об этом знаем. Что же касается самого романа, то он хорошо сделан. Но не более того. Это явно не то произведение, которое достойно Нобелевской премии и вообще всей шумихи, которая поднялась вокруг него.

Александр ПРОХАНОВ, прозаик, главный редактор газеты «Завтра»:

1. ( Декламирует на­изусть стихи Пастернака: «Разрыв», «Гефсиманский сад», «Волны».) В нашей родовой библиотеке были тонкие довоенные книжечки «Сестра моя – жизнь», «1905 год» и другие. Я читал это всё, ещё будучи молодым человеком. Поэтому, конечно, влияние было.

2. Отношусь нормально. Шла холодная война, которая и сейчас продолжается. А в политике всегда используются любые методы, в том числе и «культурные рычаги». Важно не ошибиться в выборе. Американцы не ошиблись. И в этом смысле личная катастрофа Пастернака повлияла на судьбу СССР.

Мария МАЛИНОВСКАЯ ,  поэт, студентка Литинститута:

1. Особой роли не сыграл, хотя многие независимо друг от друга усердно дарили мне его книги. А поскольку и дома их было достаточно, образовалась небольшая «библиотека в библиотеке» – Пастернака. Раннее его творчество меня скорее отталкивает – цветистостью и небрежностью, а вот некоторые строки из более поздних вещей приходят на память в разные моменты жизни.

2. Хочется верить, что как бы ни раскручивали хорошую книгу – или наоборот, как бы ни замалчивали, со временем она займёт то место, которого достойна. Считаю, что «Доктор Живаго» по художественной ценности достоин награды, которую получил, и по отношению к этой художественной ценности закулисные игры второстепенны.

Юрий КОЗЛОВ, прозаик, главный редактор журнала «Роман-газета»:

1. В общем-то, никакую. Его поэзия, вполне допускаю, что гениальная, не совпала с моими, вполне допускаю, что ущербными, представлениями об истинной красоте человеческих чувств и неограниченных возможностях русского языка. «Сплетенье тел» в поэзии Пастернака заслоняет для меня «свечу», которая «горела» на столе.