Литературная Газета, 6497 (№ 07/2015)

– А дальше?

– А дальше – фельетон в газете: «Илья Муромец распоясался... Управы на этого Андреева нет... Милицию в воду кидает...» Обижен я на этот город. Ну их всех...

Вон ведь как! И редактора того уже нет, и прыткий журналист в столицу перебрался, а он всё помнит обиду и действительно ни ногой в этот город, сколько мы ни стояли в Ялте. Позже, правда, пришлось ступить на вражескую землю. Тут, в Ялте, снимался «Остров сокровищ», и ему досталась роль Сильвера. Роль прекрасная, ему она пришлась по душе, но, по-моему, не удалась до конца. Сильвер, как его ни рассматривай, всё-таки злодей. Но злодейского, злого в Андрееве не было ни капли. И как он ни пыжился, ни делал страшные глаза, всё равно не верилось, что вот этот человек на экране способен убить, зарезать мальчишку. У андреевского Сильвера добрый, доверчивый взгляд. Он не страшен. Отсюда – не страшно за молодого героя. Андреевскую натуру спрятать не удалось. Режиссёр совершил ошибку, пригласив на роль злодея Бориса Андреева.

Это не значит, конечно, что злого должен играть только злой, а доброго – добрый. Но тут же настолько очевидный случай, настолько бросаются в глаза доброта, доверчивость, беззащитность, что никто из режиссёров и не пытался перекрасить его в другой цвет. А тот, кто пытался, терпел неудачу.

Большой ребёнок. Образ банальный, но он как нельзя больше подходил к Борису Андрееву. Даже если он хотел кого-то очень обидеть, то обижал как-то по-детски, не жестоко. Скорее, готов был обидеть себя, чтобы досадить обидчику.

Был у него в молодости закадычный друг – Пётр Мартынович Алейников. Буйная была молодость, что говорить. Оба до одури были любимы народом, сумасшедшие поклонники сделали и своё чёрное дело – со всех сторон тянулись к любимцам рюмки с водкой. Выпивали, что греха таить. Иной раз – крепко, по-русски.

– Составляет на них милиционер протокол... – Это рассказывает уже Николай Афанасьевич Крючков. Андреев сидит тут же, рядом, заваривает чай – дело происходит у него в каюте. Он хмурится, не любит эти разговоры – ну что старое поминать... – Ну дак вот, составляет он протокол, а Борька стоит над ним, насупился, губу нижнюю выпятил – ну прямо малое дитя. И ворчит: «Пиши, пиши, чернильная душа. А чернил не станет, чем будешь писать?» Взял да и выпил всю чернильницу до дна...

Кстати, когда Пётр Алейников умер, Андреев совершил поступок – в чисто андреевском духе, – который на нас, студентов ВГИКа, произвёл большое впечатление. Потом, когда познакомились, я спросил его – оказалось, правда.

Алейников, безусловно наипопулярнейший артист тридцатых–пятидесятых годов, как ни странно, не имел ни почётного звания, ни иных регалий. По бюрократическому, неизвестно каким мерзавцем выдуманному статусу он должен был быть похоронен на непрестижном московском кладбище. И вот тогда Андреев позвонил в самые «верха», не помню уж куда, и спросил:

– Меня, когда помру, вы по какому разряду будете хоронить?

– Ну что вы, Борис Фёдорович, что за мысли...

– Да знаю я, знаю, что у вас и на это разряды есть. Дак по какому?

– По первому, конечно, – усмехнулись на другом конце провода.

– Это где ж?

– На Новодевичьем.

– Отдайте моё место Петьке Алейникову.

И Петра Мартыновича похоронили на Новодевичьем кладбище. Когда же умер сам Борис Фёдорович, на Новодевичье не пускали уже ни покойников, ни посетителей. Его похоронили на Ваганьковском. Получилось, что он в самом деле отдал своё место на кладбище дорогому другу.

Вот с таким человеком свела меня моя счастливая звезда.

Осенью 1967 года я снимал свою вторую картину. Это была экранизация небольшого рассказа Бориса Житкова, фильм назывался «День ангела».

Всё действие житковского рассказа разворачивается на большом пассажирском пароходе, плывущем из Америки в Россию. Нам повезло: удалось заполучить в полное своё распоряжение пассажирский лайнер, бывший флагман Черноморского пароходства – «Крым».

«Крым» плавал последние деньки. По Чёрному морю уже ходили новые, только что спущенные со стапелей суда, и старый, отслуживший положенный срок пароход вскоре должны были распилить и сдать на металлолом. А пока на нём проходили практику курсанты средней мореходки. Курсантам же всё равно было, где практиковаться – в каком порту, на каких широтах, – и получилось, что мы могли командовать пароходом как хотели. Звонили, например, в Батуми и спрашивали:

– Солнце у вас есть?

– Есть, – отвечали весёлые грузины. – Жара, как летом.

– Причал дадите?

– Для вас, генацвале...

И наш корабль ложился курсом на юго-восток. Относились к нам в любом порту хорошо. Ещё бы – на борту любимые артисты кино: Андреев, Крючков, Переверзев, Пётр Соболевский – звезда ещё немого кино, Женя Жариков, Наташа Фатеева... Старое название парохода мы закрасили – старинной вязью на чёрном борту было выведено: «Цесаревичъ».