Литературная Газета, 6501 (№ 11/2015)

«Увидимся ли мы ещё?» – спрашивал он и сам же отвечал: «Судьба[?]» Это было в тот знаменательный день 3 июля 1941 г., когда мы прощались и в первый раз поцеловались (как показала жизнь, и в последний) в пустой школе, в пустом классе, в классе без парт.

Он писал: «Навек, на всю жизнь я полюбил тебя» и «Ты не думай, что когда-нибудь смогу забыть тебя. Я буду помнить тебя всегда. Всегда! Я очень-очень тебя люблю». Это из писем лета 1941 года. А спустя два года: «Сердцем я остался тем же, что и был», «Ты останешься для меня самой яркой звёздочкой».

Я сейчас не могу читать про войну без слёз. Сейчас мне всё это дороже, чем тогда. Действительно, война – это рубеж. Прошлась она по нашим сердцам. Разрезала жизнь надвое.

Мы могли бы с Ф. встретиться в годы войны. Ведь были же некоторые военные в Москве, хотя бы проездом. Но не получилось. В одном из писем он писал, что когда ехал из Сибири на фронт, надеялся («сердце сильно сжалось»), что может быть, через Москву, но поезд повернул на юг, не доезжая до столицы. Не судьба.

Война… Тогда мы ещё не понимали, как она повлияет на наши личные судьбы.

Юность оборвалась! Юность, казалось бы, поначалу столь бесконечная, оказалась на изумление короткой.

Из писем Ф. в Луховицы ещё до его ухода в армию: «Я, конечно, очень скучаю без тебя. Но хорошо, что ты уехала, – здесь стало весьма опасно». Имеются в виду налёты на Москву, которые начались через месяц после начала войны. «Вчера я был у обедни. Неизъяснимый восторг охватил мою душу…» И ещё: «Если бы не моя вера, мне было бы гораздо тяжелее».

Когда он ещё не был на фронте (в Чебоксарах, в Кургане, в Нижнем Тагиле), почти в каждом письме мысль – скорее, скорее бы на передовую!.. Скорее бить врага! Скорее отомстить врагу!

Перечитываю его письма, свой дневник тех лет, и как будто опять проживаю ту жизнь. Я люблю его сейчас, я отвечаю на его любовь (отвечаю больше, чем в юности).

Из газет, из сообщений по радио он знал, насколько близко враг подошёл к Москве в октябре-ноябре 1941 г. Писал: «Счёл бы за счастье быть сейчас, во время опасности, рядом с тобой». Ведь он был тогда в глубоком тылу (в Чебоксарах).

Ещё строчки: «Пришло от тебя письмо. Боже, как я был рад ему! Твои письма – моя единственная радость».

Почта во время войны работала очень плохо. Письма иногда шли по месяцу и больше. Ф., оказывается, однажды не получал от меня письма около полугода. А ведь я писала часто и много (хотя и меньше его). Значит, какая-то часть просто не доходила. К тому же у него часто менялся адрес. Он просил товарищей пересылать письма со старого адреса на новый. Иногда пересылали.

Как странно у него сочеталась вера в Бога с патриотизмом той поры! («Я буду первым в бою. Страха в сердце нет. Отдам делу победы свою жизнь, своё комсомольское сердце» – это из его последних писем.)

Он всё время рвался на фронт из тыла, с учений. Почти во всех письмах эта мысль. С конца июля 1943 г. он – на передовой. Писем много, и все очень бодрые. Пишет: «Вот здесь мне нравится». 12 августа был слегка ранен осколком. Из госпиталя убежал – узнал, что товарища из экипажа его танка убили. Возникло желание мстить. И опять рвался в бой. И бой 9 сентября 1943 г. оказался последним.

Писал до этого мне: «Поверь, я не окажусь трусом. Страха совсем нет в душе…»

Только сейчас понимаешь, какой ценой досталась победа. Тогда не очень понимали. Юные были.

Он очень храбрый был. Рвался туда, где опасность. Настоящая мужская черта. Храбрость проявлялась и в школе (ещё по-детски – отчаянностью). Ничего в нём не было от пай-мальчика. Но при этом любил всё романтическое и возвышенное. Многие над ним тогда посмеивались.

Армия, проза жизни, быт, война – большую школу он прошёл за два года, но так и остался романтиком. Из писем в Луховицы: «Вот меня записали в военкомате в авиацию. А я не люблю машин. Я хотел бы на море или скакать по степи на горячем коне…»

Какие кони?! Откуда?! В эту-то жестокую войну?! Да и море у него какое-то нереальное. С парусом, что ли? Когда кругом подводные лодки и крейсеры.

В самом последнем письме: «Прими мой привет и горячий поцелуй». И здесь же: «Каждую минуту грозит смерть...»

Сейчас все письма пожелтели от времени. Чернила выцвели. Но сохранились треугольнички военных лет с печатью «Проверено военной цензурой». Бумага, почерк, чернила как будто продолжают излучать тепло рук писавшего, передавая его настроения, его чувства. В письмах называл себя не солдатом, не красноармейцем, а воином. Из Астрахани писал: «Сегодня я принял присягу, теперь я стал настоящим воином».

Во время войны была очень распространена формула: «За Родину, за Сталина!» (сейчас о ней стараются забыть). Ф. никогда её не употреблял, выдумал какую-то свою, странную: «За Отечество, за славянство». Что-то в ней есть похожее на дух Первой мировой войны.