Литературная Газета, 6507 (№ 17/2015)

Ехавший первым огромный КРАЗ подорвался на противотанковой мине, когда я ещё сидел в наушниках на броне, свесив ноги в люк и слушая плеер: была моя очередь на музыку. Взрыва не услышал, почувствовал, что земля колыхнулась. Поднял глаза и увидел – впереди, примерно в полукилометре – летящее в небо огромное колесо. Такое по два-три человека устанавливают на ось машины.

Взлетело метров на пятьдесят. Эти драгоценные тяжёлые грузовики недавно придумали ставить в голове колонны. Просто колёса кабины не под водителем, а впереди: при подрыве он будет ранен, контужен, но почти наверняка – жив.

После первого взрыва боевые машины пехоты вяло сползли с насыпи дороги, блестя зелёной бронёй, начали утюжить гусеницами кусты, поднимая облачка бабочек. И остались целы.

«Кентроны» ударили в начало колонны и в её конец.

И ведь будто наводчик среди нас сидел! Войско растянулось километров на пять, а реактивные снаряды рвались вокруг цистерн с горючим.

Гигантская масса металла остановилась. Пятнистая человеческая масса бросилась в стороны от асфальта, ломая телами цветущие заросли, втираясь всем существом в жёсткую землю, сжимая в ладонях сухую траву…

Снайперы, из пулемётов и винтовок не давая нашим солдатикам подняться, выпустили из цистерн почти всю воду и тремя выстрелами из гранатомётов подорвали машины с боеприпасами.

Расправа заняла минут девять…

Наконец стихло. Бойцы отлежались. Тихо переговариваясь, ощупывая себя, поднялись. Побрели через кусты с обугленными бабочками к уцелевшим грузовикам, подбирая своих.

И вот тогда перезаряженные «Кентроны» ударили вторым залпом – в середину колонны.

Врезали нам по самое горло. Люди валились десятками. Высокая трава опять полыхнула, кусты затрещали в огне…

У реактивной установки «Кентрон» всего лишь шесть стволов, работали по нам две установки, сделали два залпа. Значит, только двадцать четыре ракеты. Каждая весит тридцать семь килограммов. Унитовцы все грузы переносят пешком, на себе. Снаряды тащили километров двести по два человека на штуку, ещё человек по десять, на каждую, катили пусковые установки. Разведка, радиостанции, провиант…

«Диких Гусей» было не больше десяти – они десантировались, всё спланировали, сделали свою часть работы и первыми ушли, оставив одного прикрывающего.

Вот те на! Получается – всего лишь рота оборванных, полуголодных ребят остановила тяжёлую пехотную бригаду с десятью бронированными боевыми машинами пехоты, лучшими в мире; батареей 122-миллиметровых гаубиц, бьющих снарядами почти с меня весом на 17 километров, дивизионом реактивных установок «град», выстреливающим по 60 ракет, в два раза мощнее, чем у «Кентрона», за один залп; полусотней грузовиков, десятками вездеходных УАЗов, а главное – с двумя с половиной тысячами бойцов (ну, уже человек на триста меньше)… А ещё один убитый белый военный советник и другой, повредившийся умом.

Это был разгром…

Жоануш скользнул ладонью по моей бритой голове. Погладил, что ли? А где фуражка?

– Иван, вон идёт комбриг, будет спрашивать у ваших совета. Скажи своим, чтобы приказали бросить всё ненужное и гнали бригаду вперёд по этому асфальту. До реки ещё сорок–пятьдесят километров. Без воды погибнем. Дня два–три, не больше… Сейчас пришлю Лушту. У вас осколок мины в ноге.

Иван по-португальски как раз Жоануш. Тёзки, стало быть.

И тут опять ударило по ушам – прямо над дорогой, на высоте пятьдесят–семьдесят метров, чтобы «Стингерами» по ним не успели прицелиться, промчались два наших МиГа. Я увидел короткое бордово-голубое пламя в их хвостовых соплах, почувствовалось, как лицо обдало жаром. Какое же это счастье – поверить, что нас прикрывают!

Первый, ревя турбиной, ушёл влево, второй, почти не слышно, свернул направо.

И вот рванули слева две 250-килограммовые бомбы. Земля дрогнула. С колёс нашего БТРа посыпалась краснозёмная крошка.

Нашёл, значит.

Второй МиГ развернулся, и минут через десять нас опять тряхнуло.

Когда подбежал Лушту, единственный врач нашего бригадного госпиталя, я уже распорол штанину и прижимал тампоном из ранпакета глубокую, до кости, ссадину от осколка мины нашего же миномёта. С Лушту я дружил, его в бригаде называли колдуном. Мы знали, что он часто ходит за линию охранения собирать лечебные травы, а заодно подлечивать и унитовцев. Я обрадовался, увидев его, но мне стало стыдно, что такого человека прислали ко мне из-за чепухи, когда у него было уже несколько десятков по-настоящему раненых. Он отрезал-таки мне штанину, стремительно сделал прочную повязку, левую ладонь положил мне на затылок, правым кулаком упёрся в мой лоб, упруго сжал – всё-таки колдун-банту. Потом улыбнулся и прокричал:

– Жоануш, Ва-а-ня, всё будет хорошо!

И побежал назад к своим раненым.