Литературная Газета, 6512 (№ 23/2015)

Хочу вернуться к статье "Умирающая архаика" («ЛГ», № 50, 2013) культуролога Андрея Карпова. Полтора года прошло, а возмутивший меня текст забыть не могу. По мнению Карпова, российское крестьянство, эту «умирающую архаику», пора похоронить. А что мы есть будем, он знает? Интересно, сейчас, когда клюнул жареный петух, он об этом задумался?

С 1917 года и по сей день российское крестьянство планомерно переводится в «Красную книгу». Утверждаю это не из городского «культурологического» кабинета, а из крестьянской хаты в Курской губернии, куда переехал из Москвы. Я ежедневно в гуще крестьянской жизни. Наблюдаю её, изучаю, горестно познаю. И тяга моя (москвича) к крестьянам коленопреклонённая. Ибо знаю: они - замковый камень России.

Ещё в молодости, будучи научным обозревателем газеты «Известия», обеспокоенный незнанием корней своего народа, я уехал жить и работать в деревню Перетрусово. Себе, друзьям и коллегам сказал, что хочу понять – что такое российский народ и почему этот народ смог победить врага во Второй мировой войне. Московская жизнь, школа, МГУ не напитали меня этим пониманием.

Деревня, в которой я купил избу и поселился, была с одной стороны, если плыть по Волге на моторной лодке, в 20 километрах от центра ядерных исследований – города Дубны, а с другой стороны – в 20 километрах от «звезды советской энергетики», Конаковской ГРЭС.

В 1970-е годы жителям Перетрусова ещё не светила «лампочка Ильича». Электрический свет они видели лишь в центральной усадьбе совхоза «Строитель». Но до этой усадьбы нужно было пешком пройти по болотистому лесу около 20 километров. Жена перетрусовского лесника – Лида, по кличке Ворона, два раза в неделю водила туда в школу-интернат своего малолетнего сына – Кольку. В понедельник, ещё по тёмному, она вела малыша к первому уроку и оставляла его в школе на неделю. Около двух десятков километров. Пешком, и в дождь, и в пургу. И у Лиды, и у её сына было генетическое сродство с обычаями и законами крестьянской жизни. Земля им – Мать. И переменная погода на их земле – дело обычное.

Так вот, когда Лида узнала, зачем я приехал, сказала: «Знаешь, Фёдорыч, пока вместе с нами не начнёшь месить грязь на наших болотистых дорогах, ничего не узнаешь о крестьянской жизни». Я понял – надо «месить» и пошёл в центральную усадьбу к директору совхоза проситься на работу. В первый год мне отказали. Не поверили, что москвич на такое горазд. Но весной следующего года доверили пасти 350 голов молодняка, нетелей. Почти семь месяцев, до снега, был я со стадом ежедневно от зари до темна в поле, в лесу. Многое узнал о жизни пастухов, ветеринаров, санитарок, бригадиров. Радовался знакомству с чудесными людьми, изумлялся их сродству с природой, с крестьянским трудом, с тягой к этому труду.

Отработав счастливо один сезон пастухом, я поехал в Конаково в районный отдел сельского хозяйства проситься на любую постоянную работу в какой-нибудь совхоз. Мне предложили должность главного зоотехника в планово-убыточном, дотационном мясо-молочном совхозе «Строитель». С ужасом подумал: потяну ли? Но согласился. Первое моё образование – МГУ, биолог-физиолог, кандидат наук – должно было помочь разобраться в мясо-молочном животноводстве. Счастливых пять лет безвыездно прожил я в совхозе, проник-таки в суть крестьянских дел, не зря трудился, через год стал «плюсовать» наш совхоз по мясу и молоку.

Сейчас я в очередной «командировке», в Черноземье, живу в селе в Курской губернии. Около десяти улиц у этого села. Ещё недавно оно было многолюдным, сказочным. Но и здесь, как по всей России, гибнет крестьянский мир с его обычаями и культурой. Уходит «архаика», как сказал бы культуролог Карпов. Исчезли былые тучные стада коров, бычков, овец, табуны лошадей. Не нужны стране кондратовские помидоры, огурцы, арбузы, дыни, яблоки, груши. Не выгодно всё это производить.

Экономически не выгодно крестьянством заниматься. То есть народом. Конкретными сёлами, деревнями. Конкретными людьми. Нынешний строй занят экономикой. В отчётах, на газетных полосах – всё радостно. В селе Песчаное новую школу построили. Ура! А Милаёвка умерла, закрыта, никто там не живёт, электрические провода обрезаны. Страшно мёртвое село. Гаптаровка, Кучеровка, Забужевка, Озёрки, Кондратовка тоже вымирают.

Как Россия-то сохранится, если крестьянский мир, то есть корни нашего народа (!), не интересует заоблачную современную власть?! Я живу среди крестьян и вижу – этими людьми, по сути, никто не занимается. Мнят, что выживут без корней. Да, несколько сезонов выживут. Но потом умрёт древо. Уже умирает. Один президент со всеми проблемами страны не справится.