Литературная Газета, 6523 (№ 35/2015)

– Георгий Николаевич, само название книги заметно выбивается из ряда привычных наименований трудов экономистов. Что побудило вас к выбору столь смелого заголовка?

– Модератором одной международной конференции в Москве, в которой я участвовал, был представитель нашего праволиберального идеологического крыла. После моего выступления он не без сарказма обронил: «Наконец-то нам начертали путь к счастливой жизни». Я в ответ заметил, что на такие вопросы вообще-то давно пытаются ответить и философы, и экономисты. Да и общество в широком смысле слова они волнуют – в том числе обычных людей. Реплика модератора запомнилась, и потом я решил, что в ней кроется название книги.

– В рассказе Сомерсета Моэма The Happy Man подмечена условность понятия «счастье» для отдельного человека. Ещё сложнее определить, измерить, а тем более обеспечить его для нации, общества.

– Над проблемой счастья задумывались лучшие умы человечества. Ещё в IV веке до нашей эры один из воспитанников величайшего из древнегреческих философов – Сократа – Платон утверждал, что лишь заботясь о счастье других, мы находим собственное.

Мой оппонент-модератор словно бы забыл, что эстафету размышлений о счастье от философов уже давно подхватили и экономисты. В XVIII веке Адам Смит, проникнув во внутреннюю физиологию капитализма, создал систему экономических знаний, раскрывшую его преимущества над феодализмом. Он пришёл к парадоксальному умозаключению: преследуя собственную выгоду, каждый человек способствует интересам и счастью всего общества. Подобно божеству «невидимая рука рынка», уверял он, решает все проблемы.

– То есть «невидимая рука рынка», о которой сейчас чаще говорят с ироний, была открыта давным-давно?

– Теорию «разумного эгоизма» ещё раньше, чем Смит, излагал английский писатель, философ и экономист французского происхождения Бернард де Мандевиль (1670–1733). Критикуя феодальные нравы и разоблачая ханжество клерикализма, он утверждал, что индивидуализм, корысть и прочие человеческие пороки невольно способствуют общественному благу.

– Да, но есть и оборотная сторона. И когда внутренние язвы и противоречия формации, основанной на частной собственности и рыночной свободе, проявились в достаточной мере, всё явственнее стали раздаваться критические голоса в её адрес.

– В начале ХIХ века французский полит­эконом Симон де Сисмонди выступил против стихийного развития капитализма, несущего гибель мелкому предпринимательству и ведущего к обнищанию народа. Чтобы обеспечить, как он выражался, «счастье людей, собранных в общество», государство должно вмешаться процесс и вернуться к прошлому, когда все они имели достаток и были более или менее удовлетворены жизнью. Француз был гуманистом, но романтиком и утопистом. История вспять не поворачивается.

– О чём-то подобном, насколько я знаю, писал и Карл Маркс?

– В «Капитале» он глубоко обнажил корни антагонизмов и классового неравенства в буржуазном строе. Маркс связывал позитивное устройство общества с тем, что свободное развитие каждого было бы условием свободного развития всех. Он полагал, что это может свершиться вследствие разрешения противоречий капитализма и с ликвидацией частной и утверждением общественной собственности на средства производства. Долгое время миллионам людей казалось, что открытый им основной закон и историческая тенденция развития капитализма мостят верную дорогу к Храму. По лекалам «Капитала» многие десятилетия пытались строить коммунистический рай в СССР и ряде других стран.

– Но сей путь, мягко говоря, оказался тернист, а капитализм живуч?

– Практика ХХ века показала, что коммунистическая модель не гарантирует всеобщего процветания. Руководство социалистических стран рано или поздно перерождалось в партийно-государственную номенклатуру – новый правящий класс, эксплуатирующий общество. К тому же запрет предпринимательства и конкуренции вёл к монополизму, тормозил социально-экономический, научный и технический прогресс.

– Однако Запад перенял некоторые ценные социалистические идеи и заметно укрепил свои позиции.