Литературная Газета 6531 ( № 44-45 2015)

Москва ли с её свободными нравами способствовала ускоренной эмансипации девушки или природная своенравность толкала на авантюры, но Патя с первых страниц опасно близко подпускает к себе мужчин, явно рискуя девичьей честью: «Он обернулся ко мне своим беззащитным лошадиным лицом, на котором в сером вечернем свете сверкали серо-голубые радужки. Мы чокнулись. А потом он медленно забрал у меня бокал, нагнулся, поставил оба бокала на пол, снова разо­гнулся, обхватил меня руками и начал всё так же медленно опрокидывать на диван. Я почувствовала, как покрываюсь мелкими дрожащими мурашками немого страха, но в голове при этом было совершенно пусто. Я упала навзничь и лежала так, таращась в потолок. Ринат придавил меня сверху и тоже не двигался, только дышал спокойно и глубоко, как будто спит. Мелькнула и пропала мысль, что кто-то может подняться, заглянуть и раздуть сплетню, но страх ушёл. Пересиливало странное космическое спокойствие. Меж тем я чувствовала, как тело продолжало мелко дрожать». Вернувшись домой, Патя навещает подруг, скептически относясь к их семейному опыту: «Все кругом только и делают, что женятся, женятся. Как будто нет других занятий». Замужние товарки видятся столичной «штучке» сплошь запуганными толстухами, она их жалеет, им, пустоватым болтушкам, и впрямь не позавидуешь, по­этому Патю и страшит участь вновь оказаться пленницей традиционного мусульманского уклада.

Без этнографических «фишек» текст остался бы на уровне заурядного бульварного «мыла». Вообще Ганиева, отстаивая передовые гуманистические принципы, не скупится на мрачные краски в изображении современного – по её мнению, ещё недостаточно светского – кавказского быта: бесправные женщины рожают детей, непременно раздаваясь вширь, мракобесы из мечетей промывают мозги гоповатой сельской молодёжи, которая слушает попеременно ваххабитов и косноязычных политиканов, а коррумпированная власть закрывает на всё это глаза. Радостного мало, кто бы спорил, но слишком всё однозначно у Ганиевой. Получается, она за всё хорошее и против всего плохого. Трудно реализовать подобный сюжет, используя ходульных персонажей. Те, кто покрутился в Москве, выступают обличителями косности и ханжества, но не веришь этим до приторности положительным Дафнису и Хлое. Слишком уж безлики и Марат с его «чайными» глазами, о котором мы и знаем-то только, что он успешный адвокат, занимающийся делом убитой правозащитницы, и едкая Патимат с её европейскими повадками, которая так любит поиздеваться над недалёкими женихами и их убогим миром с мещанской триадой: дом в селе, квартира в городе, «Лада Приора» под окнами.

Марат и Патя предсказуемо встретятся ближе к концу книги, но для проформы они должны отбраковать навязываемых невест и женихов, карикатурных, однозначно непривлекательных. Сюжет не упирается в напрашивающийся хеппи-энд, но и ганиевская развязка угадывалась: свадьба, назначенная на 13-е число, сорвалась...

Рябиновые костры Вампилова

Рябиновые костры Вампилова

Искусство / Искусство / Театральная площадь

Пешкова Виктория

Теги: искусство , театр

Международный фестиваль современной драматургии имени Александра Вампилова пересёк рубеж 20-летия. Программа юбилейного, десятого по счету форума, как капля воды – океан, отразила нынешнее состояние отечественного театра, со всеми его страстями, поисками и терзаниями.

В Иркутск! В Иркутск!

Поэтические метафоры оспаривают редко. Но справедливость порой этого требует. И весьма настоятельно. Костёр красной рябины может согреть очень многих людей. На его свет каждые два года в конце сентября съезжаются в Иркутск театры из разных – ближних и дальних – краёв. Алые кисти терпких ягод – символ фестиваля современной драматургии имени Александра Вампилова. Жаркая сладость пронзительной горечи – в какую эпоху ни вглядись, более точную метафору для российской действительности подобрать трудно.