Артанян – слюнтяй и трус, периодически получающий по морде от каждого из мушкетёров в отдельности и от всех одновременно, хоть и женится на Констанции (Александра Ребено’к), но насладиться плодами этой победы не успеет: сразу после брачной церемонии его место займёт Арамис, а чуток попозже и Портос с Атосом. Констанция же, наряженная а-ля Надя Шевелёва (даже на лисью шапочку не поскупились!) и поющая дурным голосом «У природы нет плохой погоды», не учительница и не галантерейщица, а актриса… снимающаяся в порно. Почему в порно? Жеманясь, как субретка из водевиля позапрошлого века, изрядно потрёпанная, но непобеждённая «барышня» с готовностью объясняет: актриса не может не сниматься, а поскольку все вокруг снимают только порно, то она в нём и снимается – а что такого, работа как работа.
Скакать в Англию за подвесками мушкетёрам никакой надобности нет. Королева Ирина Петровна (Ирина Мирошниченко, чьё мастерство в этом балагане не более чем объект безжалостной, хоть и хорошо закамуфлированной насмешки) любит отнюдь не Бекингема. Благородная дама преклонных лет пылает страстью к R&B-идолу Джастину Биберу (Павел Табаков, увы, так же не тянет на лорда, как и на поп-звезду, особенно в соседстве с Мирошниченко). В залог этой любви она вынет свои зелёные, как изумруды, глаза и подарит их любимому в качестве подвесок. А затем пойдёт слепая через всю Европу к берегу Ла-Манша и утопится. Но прежде выслушает нравоучение от кардинала (Виктор Вержбицкий), упрекающего её в том, что она, подобно Марине Цветаевой, любит молоденьких мальчиков. Вот так-то, дамы и господа! Попробуйте объяснить г-ну Богомолову, что вы любите Цветаеву «не за это»…
Разбирать актёрскую игру в этом опусе совершенно бессмысленно – Богомолову нужны марионетки, ровными голосами произносящие вложенный в них текст. Индивидуальность он виртуозно отключает даже у актёров талантливых, перетаскивает из спектакля в спектакль маски-схемы, носителями которых они являются. Вержбицкого-кардинала от Вержбицкого-Пушкина в ленкомовском «Борисе Годунове» отличает только наличие макси-юбки вместо брюк. Схема же «обывательского зла» работает так же. Как схема «инфернального зла» в Миркурбнове – Самозванце-Атосе. Играющая «до полной гибели всерьёз» Мирошниченко на этом балу вампиров неуместна, как роза во льду. Вроде бы можно ставить точку...
Но Богомолов не был бы Богомоловым, если бы ограничился только экспериментами над Дюма. Сверхзадача куда циничней, вот только порох в эскападах про президента и родину поотсырел – чаще шипит, чем взрывается. В который раз г-н режиссёр демонстрирует нам, как хочется ему жить так, словно нет великой страны с героической историей и нет людей, почитающих честью для себя быть её гражданами, наследниками и продолжателями этой истории. Как хочется ему перековать этих странных людей, которые, несмотря ни на что, и из страны этой никуда не уезжают, и правительство не свергают, а просто работают, любят, детей рожают, и каждый год 31 декабря крошат оливье, поднимают бокалы под речь президента и смотрят бесконечную «Иронию судьбы»... Не перековываются… Вот и приходится г-ну Богомолову конструировать на сцене МХТ свою «параллельную Россию». Продолжение следует?
«Вычислить место поэта»
«Вычислить место поэта»
Искусство / Искусство / Константин Симонов - 100
Доронина Татьяна
Теги:
Константин СимоновЧитаю воспоминания современников о Константине Симонове. Организованность, верность слову, большая работоспособность и юмор по отношению к самому себе. Его талантливость помножена на мою детскую влюблённость в его стихи.
Его современниками среди поэтов были Твардовский и Пастернак. Среди драматургов – Арбузов и Леонов. А когда Симонов писал «Живые и мёртвые», уже были Белов и Распутин.
Я благодарна Симонову за Булгакова, за то, что показаны «всем, всем, всем» разорванная рукопись и последнее «стояние», то есть «противостояние» Булгакова на верхней башне баженовского дворца.
«Живым» я увидела Константина Михайловича с верхнего яруса Театра Революции. Был юбилей. Театр праздновал. Партер наполнялся, как чаша, он казался именно чашей сверху. Атмосфера, в которой приподнятость царила над официозом. Люди пришли радостные и уверенные в том, что они не проскучают, не «скоротают вечерок», а увидят что-то доселе неизвестное!