Литературная Газета 6537 ( № 51-52 2015)

В честь замечательной русской поэтессы названа малая планета № 3517, расположенная между Марсом и Юпитером. Директор Крымской обсерватории, который очень любил поэзию Татьяничевой и дал её имя планете, похоронен на Кунцевском кладбище недалеко от её могилы…

Един Паламарчук

Един Паламарчук

Литература / Литература / Мемориум

Попов Михаил

Теги: литературоведение , Пётр Паламарчук

Писателю-патриоту исполнилось бы 60 лет

Сошлись мы с Петром Паламарчуком во время второй встречи. При первой, в журнале «Литературная учёба», где я работал тогда, он мне совсем не понравился. Преднамеренно растрёпанные патлы, первобытная борода, огромный крест, чёрная «варёнка», изящная столичная развязность. То, что вслед ему рассказали мне: МГИМО, диссертация – «Права России на Арктику», дед – маршал Кошевой, брал в 68-м году Прагу; сам этот патлатый, написал не только принесённую в журнал повесть «Един Державин», но и монументальный четырёхтомник о московских церквях «Сорок сороков», вышедший днями в Париже (на дворе был 198 какой-то год), – заставило меня скривиться – «золотая молодёжь».

Ко времени нашей второй встречи, за винным столом в ЦДЛ, я уже прочитал повесть, она мне очень понравилась, к тому же выяснилось: никакой элитарной заносчивости в связи с маршальскими звёздами деда и парижскими четырёхтомниками в Пете нет. Есть просто чувство собственного достоинства. Он был прост в общении, но как-то умудрялся избегать панибратства с кем хотел его избежать.

Чтобы не растечься мыслью слишком – личность Петра Паламарчука охватить в одном кратком очерке нечего и пытаться, – я ограничусь всего лишь одной, хотя и важной и показательной темой жизни героя. Помимо того что Паламарчук был автором книг, он ещё был их собирателем, он был автором с библиотекой. Надо помнить, что в те годы ходило присловье: «Чукча не читатель, чукча писатель». Чукчей разного рода-племени среди членов Союза писателей хватало.

Паламарчук книги любил. Можно сказать, уважал, знал им цену, находил в них пользу, признавал за ними достоинство, не мог причинить книге ущерб, как если бы она была существом не совсем неживым. Он собрал эксклюзивную библиотеку не из изданий особо ценных, редких, хотя и таких у него было много. Любой значительный писатель помимо повседневных усилий делает, как выразился классик, «большую работу своей жизни», и часто книги – важнейшие в этом соратники.

Петя захворал за сколько-то лет до ухода. Болезнь меняет человека, и однажды я догадался, в каком смысле это может относиться к Пете. Он вдруг, практически ни с того ни с сего, сделал мне книжное подношенье – роскошное издание «Античная эпиграмма». Объяснение было: Петя знал о моей слабости к этой эпохе, я в тот момент как раз работал над текстом об одном древнеримском персонаже. «Ты же интересуешься античностью, бери!» – сказал он в ответ на моё лёгкое недоумение. В общем, казалось бы, ничего особенного, друг помог другу. Но у меня остался осадок недоумения, не неприятного, а просто недоумения. Было ощущение, что он не столько хочет обрадовать меня, сколько избавляется от книги, в которой потерял потребность. Вроде бы не очень высокий мотив, но не для человека, пребывающего в его положении. Он уже не только был болен, но и выглядел больным.

Этот случай легко бы забылся, когда бы не получил продолжения. Петя стал раздаривать книги. Хорошие, разные и, как я понимал, одинаково ему ненужные, вернее сказать – те, что перестали быть его соратниками в «большом деле».

Утвердился я в этой мысли после того, как он вручил мне вдруг ардисовское издание стихов Набокова. Надо сказать, что на Набокове мы тогда, во время первого же цедээловского вина и сошлись. Все, или очень многие, любят и ценят романы Набокова, не все любят его стихи, хоть я и зря. И тут вдруг мы стали цитировать их друг другу наизусть, это всегда бывает приятно – встретить умного и тонкого, понимающего человека.

И вот я получаю от Паламарчука в подарок стихи Набокова. Надо сказать, это было время, когда Владимира Владимировича уже понаиздавали в стране. И стихи, и особенно бесчисленные «Лолиты» – всё было в лапах жадных любителей запретного чтения. Так что факт дарения именно этой книги полностью исключал материальный момент и приобретал значение только символическое. Я окончательно в этом удостоверился, когда заглянул внутрь. Книга принадлежала Пете долго, читалась часто, что называется, с карандашом. Подчёркивания, отдёргивания, вопросительные знаки. То есть я получил возможность проследить поверх известных мне стихотворений Набокова ещё и течение критической тени Паламарчука. Было интересно. И особенно интересно, когда я добрался до стихотворения «Мать». Приведу его, без этого разговор может стать несколько беспредметным.

Смеркается. Казнён. С Голгофы отвалив,

спускается толпа, виясь между олив,

подобно медленному змию;