В учебнике нет громких сенсаций – и в этом его достоинство. Он не подстраивает прошлое под прихотливую политическую конъюнктуру, как это делали апологеты либеральной мысли в 1990-е годы. Тогда создавались «разоблачительные» учебники, в которых культивировалась наука ненависти к СССР. Предлагался образец – западная цивилизация, основанная на частной собственности, биржевых играх и словах о правах человека… Однако переформатирование народного мировоззрения по большому счёту в России провалилось.
Спицын показывает исторические пласты без предрассудков. Главное достоинство его работы – детальный обзор разных научных и публицистических концепций. Это настоящая хрестоматия историографической мысли.
Каждое событие – параграф за параграфом – раскрывается через дискуссии, столкновения мнений историков. Есть установка на объективность, но автор всё-таки живой человек, и его мировоззрение не остаётся секретом для читателей.
Можно ли было обойтись без политики? К сожалению, вряд ли. Актуальный контекст необходим, в том числе педагогам, которые в школах от века выполняют идеологическую задачу.
Два тома посвящены советскому семидесятилетию. Кажется, мы получили на сегодняшний день самый полный из объективных обзоров этой эпохи.
Учебник Спицына называют противовесом официальным учебникам, а также широко разрекламированному начинанию Бориса Акунина. Четырёхтомная капитальная учебная книга затрагивает нерв общества, которое устало от разоблачительных и искажённых версий русской истории.
В поисках «царства правды»
В поисках «царства правды»
Политика / Новейшая история / Взгляд
Щипков Александр
Фото: ИТАР-ТАСС
Теги:
политика , общество , самосознаниеО причинах кризиса российской идентичности
Мы живём в период кардинальной переоценки ценностей. Одним из её проявлений стала реабилитация неофашизма в Европе. Эти процессы нередко определяют, как «архаизацию неолиберализма» и «новое варварство». Ответом на архаизацию становится раскручивание «спирали пассионарности», характерное не только для мировых окраин, скажем, на Ближнем Востоке, но и для Центральной Европы. Это означает, что роль традиционалистских групп в обществе резко, скачкообразно возрастает. Национальная и конфессиональная идентичность из этнокультурного феномена превращается в мощный политический фактор и получает право на прямое политическое высказывание.
Мир, как это уже было в XIX–XX веках, оказывается перед проблемой nation state и конфликтом секулярного и религиозного – вспомним ситуацию с ИГИЛ или историю с французским «Шарли Эбдо». Поэтому сегодня в политическом споре выигрывает тот, чья идентичность прочнее, определённее, устойчивее. И наоборот: кризис идентичности ведёт к утрате геополитических позиций в мире.
Понятие «идентичность» принято определять через набор известных параметров («квадрат идентичности»): язык, конфессия, этничность, общая историческая судьба и гражданско-правовое пространство. Но с точки зрения психологии идентичность есть нечто вроде коллективной «я»-концепции – ответ общества на вопросы «Кто мы?», «Откуда и куда идём?», осознание исторической миссии. Исходя из этого, можно определить русскую идентичность как идентичность, основанную на традиции восточно-христианской византийской культуры, которая включает в себя элементы демократического централизма (феномен «народной монархии»), симфонию светского и религиозного, стремление к примату морали над правом и некоторой социальной эгалитарности (от слова «равенство», как противоположность элитаризму. – Ред.
). Причём эгалитарный аспект получил именно на русской почве дополнительное значение и развитие.