Литературная Газета, 6540 (№ 05/2016)

– Я и сейчас пишу серьёзные вещи. Только что закончил «Оду Армении». Это сочинение для хора с симфоническим оркестром. Работаю над балетом, завершаю концерт для виолончели с оркестром. А первый мой песенный опыт такой. Предстоял Всемирный фестиваль молодёжи и студентов в Бухаресте. Был объявлен Министерством культуры, Союзом композиторов и ЦК комсомола конкурс на лучшую песню. И представьте, моя песня «Дружбы знамёна выше» победила. Я удостоился первой премии, опередив Бориса Александрова и Вано Мурадели. Так что песенный дебют оказался успешным. А как-то мне предложили написать музыку для кино. Фильм должен был называться «Первый дом», но моя «Песня первой любви» имела такой успех, что по ней назвали и фильм (киностудия «Арменфильм», 1958 г. – Прим. ред. ) . Она сделала моё имя популярным на эстраде. Песню эту ежедневно крутили на радио, выпустили миллионы пластинок.

Успех окрыляет. Приятно, когда тебя как композитора знают. И по-человечески лестно быть знаменитым, хоть Пастернак и написал, что «быть знаменитым некрасиво». Но он-то имел в виду, что некрасиво ничего не значить в творчестве и иметь незаслуженный успех, так ведь...

– Содружество поэта и композитора бывает разным. И всё-таки, я думаю, композитор, если так можно выразиться, главнее. И чаще всего поэты пишут «на рыбу», то есть на уже сочинённую мелодию. Как складываются ваши отношения с литературными соавторами?

– Я не соглашусь, что в песне композитор – главный. Он равноправный соучастник творческого процесса. Другое дело, что он – больший соучастник. От него в основном зависит – «пойдёт» песня или нет, кто её исполнит, где и как она впервые прозвучит. Да, мои мелодии часто подтекстовывали – я, правда, не люблю этого слова, но оно укоренилось. Но, согласитесь, поэт разве не может вдохновиться интересным музыкальным образом? Я дружу с замечательными поэтами (именно с поэтами, а не поэтами-песенниками) Робертом Рождественским, Андреем Вознесенским, Евгением Евтушенко, Гарольдом Регистаном. И нередко их стихи вдохновляли меня. Вот, например, в песне «Чёртово колесо» такие строки: «Кверху дном все лодки в парке лежат, как пилотки задремавших солдат». Тут у Евтушенко и образ, и внутренняя рифма, и готовая мелодия. Мне оставалось её только записать в нотах.

– В ЦК комсомола считают, что вы принесли на советскую эстраду западные ритмы, стали апологетом западной музыки. Так это? И вообще, как вы относитесь к западной эстраде и шоу-бизнесу?

– Вы задали такой каверзный вопрос, что прежде чем на него ответить, давайте втайне от моих домашних выпьем по рюмочке армянского коньяка. Вы не против? (Конечно же, я запротестовал... Но Арно Арутюнович как-то смог меня убедить, что коньяк ему в его положении – лучшее лекарство...) Теперь продолжим нашу беседу. Непрофессионально утверждать, что есть советская эстрадная музыка и западная. В таком определении больше идеологии, чем здравого смысла. Что, «Чёртово колесо» или «Сердце на снегу» написаны в западных ритмах? Это наши отечественные мелодии. Конечно же, советские песни отличаются от западных. Но ритмами ли? По-моему, прежде всего содержанием. Английские песни – ни о чём. В отличие от армянской или русской песни. И наоборот, каким драматизмом, каким глубоким смыслом пронизаны, например, русские народные песни «Вечерний звон», «По диким степям Забайкалья» или же армянская песня «Журавль». По содержанию они сравнимы с романом.

Да, некоторые чиновники считают, что я апологет западной эстрады. Да нет же. Просто у каждого времени свои звуки. Мастер не должен плестись в хвосте у моды.

Кстати, я не считаю слово «мода» ругательным. В эстраде могут быть модные ритмы. Молодёжь чаще следует за модой. Она менее консервативна, чем старшее поколение. Я рад, что мои песни пришлись по душе молодым. Что тут зазорного? Некоторым нашим чиновникам не нравится понятие «шоу-бизнес». Скажу, что он пока у нас в зачаточном состоянии, но когда-нибудь станет неотъемлемой частью нашей эстрады. И никакие идеологические запреты тут не помогут.