Согреть бездомного – благой порыв.
Уверена: не заругаюсь я.
– Глупышка, – жаворонку моему
для объяснения слова найду, –
крылатым душам жалость ни к чему:
в аду живущий – счастлив лишь в аду.
* * *
В ночной сумасшедшей тиши
мечта повредила крыло.
Прощаюсь с полётом души –
с гольцо́в1 ей лететь тяжело.
Мир слишком жесток – как плита
бесчувственного чугуна.
Мечта там, росинкою став,
в гольцáх испариться должна.
Склонился цветок до поры –
но вскоре воспрянет опять,
как солнце с вершины горы,
чтоб утренней зорькою стать.
* * *
«Жизнь испарится росой», –
бабушка мне говорила.
«Короток век наш людской», –
так размышляю уныло.
Капля на землю стекла –
светлая весть чистоты.
«Вечная жизнь тяжела», –
дружно кивнули цветы.
* * *
С пояса сняв серебристый клинок,
Неба смягчились черты.
Серьгой серебряной звякнув, у ног
кланяются цветы.
Пояс Старец Небесный снял сам –
радуги семицветной петля.
Арзу² – поручил перегнать цветам.
Вот и хлопочет старушка Земля.
В лесу
Здесь, в голубом дворце таёжном,
Хангай³ хозяин – предок мой.
Пылающих берёзок ряд.
Стволы как свечечки белеют.
Деревья музыкой дарят –
ввысь устремлённые буреэ⁴…
Рождённым на земле – здесь можно
очиститься душой больной.
Листва здесь – золоту сродни –
звон чистых приношений множит.
Коленопреклонённы пни –
как богомольцы в храме Божьем.
* * *
Верила: месяц щербатый сродни
хана Хормусты⁵ сабле кривой.
Верила: звёзды – костров огни
небесного воинства над головой.
В детстве мне утренняя звезда
казалась Хормусты верной женой,
и алый рассвет был кровав неспроста –
ведь там вели небожители бой.
Не отпускает
Вдруг припомнилось: с бабушкой в детстве пошли
в степь – выкапывать клубни сараны6.
Я метнулась к цветам, заалевшим вдали,
как овечка – к подснежникам ранним.
Вдруг случайно увидела ржавый клинок.
Бабку кликнула, стала хвалиться.
Долго думала старая: «Значит, сынок
у тебя непременно родится».
Две дочурки любви научили меня –
я на них не могу наглядеться.
Что ж забыть не могу того давнего дня –
Сталь клинка и саранки из детства?
Получается, мир к человеку жесток,
но поверить в удачу не поздно –
ибо счастье похоже на алый цветок,
что расцвёл на клинке смертоносном.
* * *
По кромке небес плывут облака –
пушистый, изменчивый ореол.
Припомнила плотника-старика –
В страну Дива́жан⁷ он отошёл.
О боже…Будто он сам поутру
гроб для себя смастерил из сосны.
И стружка курчавится на ветру –
причудливей облачной белизны…
* * *
В твоём сердце – любви моей плач.
Мгле волос – ночь струится в ответ.
Мои звёзды в душе своей спрячь.
На губах твоих ал мой рассвет.
У поэтов такая судьба:
ночь одна – и встречай нищету.
Мне на родину ляжет тропа –
может, там его лик обрету.
* * *
Камень храпит.
Камни тверды.
Звезда – таит
слёзы звезды.
Спрячусь тайком
в совесть твою.
В сердце твоём
слёзы пролью.
* * *
Этот лучик –
как он просветлён!
Брызжет жизнью и праздником он,
озаряя наш дом!
По ковру кувырком
разрезвился вовсю – благодать.
Это солнечный зайчик, видать!
Вот и нет!
Хохоча, лопоча,
своевольней любого луча,
косолапа, чудна,
как речная волна –
неизменно вперёд и вперёд –
наша дочка впервые ползёт!
Совсем недавно
В четыре годика, всего в четыре,
из снега дочка маму изваяла,
ещё не ведая, что в этом мире
бывает смерть. Она о ней не знала.
Пришла весна – и снег потёк ручьями.
Горячая, весёлая весна.
Дочурка в ужасе метнулась к маме,
страшась – растает словно снег она.
* * *
Похоже, что вся наша жизнь – мираж:
молитвы Богу, дьявольский кураж –
лишь времени греховное смятенье.
Но время тоже, в сущности, мираж:
тщета желаний и свершений раж.
Прав или нет – последует паденье.
Теперь я знаю: бренный мир – мираж.
Весь путь – из взлётов и падений – наш
предсмертный сон. Настанет пробужденье.
Удивительно
Мой череп время избрало давно
Пиалой для арзы густой.
Дивлюсь: утоляет жажду оно
лишь наивной любви чистотой.
Жизни, что славное имя куёт
из мук, что порой не осилить нам,
я поражаюсь: наотмашь бьёт
душу мою по щекам.
* * *
Порой согрешишь –
и жизнь напролёт
одинокие призраки мстят,
напоминая: жизнь – не игра.
Похоже, времени круговорот
чреват чредой неизбежных расплат.
Это – турпан⁸. Понимать пора.
* * *
Человек –
это зов
счастья издалека.
Пламя звёзд –
из веков
по живому тоска.
Но не ложен ли
зов?
Лишь – среди пустоты –
душ полёт:
мотыльков
от звезды – до звезды.
* * *
Пёс домашний завыл на цепи –
голод волка почуял во сне.
Гор, тайги и бескрайней степи
соприродность осталась во мне.
Тот, кто горя не знал и забот,
вдруг, увидев во сне, сколь тяжка
участь нищего, слёзы прольёт.
Братство в людях живо пока.
* * *
Внутри меня – зима ль, весна –
ключи целительные бьют.
Внутри меня – как жизнь, длинна –
изюбря песнь нашла приют.
Бредут косули по хребту –
аршана9 моего глотнуть
Хии-морин10 повесив тут,
спешит народ в обратный путь.
Где мелочь жертвенных монет
приравнивает к звёздам Бог,
сердечной чистотой согрет, –
стихам моим есть уголок.
Внутри меня – зима ль, весна –
ключи целительные бьют.
Внутри меня – как жизнь, длинна –
изюбря песнь нашла приют.
На родину
Каким бы ни плутала я путём,
на родину дорога – лишь одна…
И в славе, и в ничтожестве моём
всегда открыта для меня она.
Я буковкой готова малой стать
в безмерном свитке этого пути.