Литературная Газета, 6592 (№ 13/2017)

Мы то и дело спрашиваем себя: почему в стране с такой могучей исторической школой почти нет, по существу, серьёзных современных историков? Этот вопрос порождает другой: не потому ли, что без малого 80 лет назад наша национальная историческая школа была уничтожена, в том числе и физически?

Интеллектуальный геноцид

В 1929–1930 годах по доносу «красной профессуры» из «школы Покровского» арестовали разом свыше 150 выдающихся русских учёных, в том числе и мирового уровня – С.Ф. Платонова, Е.В. Тарле, С.В. Бахрушина, Ю.В. Готье, Н.В. Измайлова, Н.П. Лихачёва, М.К. Любавского, С.В. Рождественского… Всего же в орбиту «дела историков» было вовлечено несколько сот человек, так или иначе пострадавших. Не пощадили даже престарелого племянника Ф.М. Достоевского – А.А. Достоевского, который по основной специальности был вообще-то географом.

Вроде бы дело-то давнее, да ведь настоящие историки – не инкубаторные цыплята, и не один десяток лет нужен, чтобы подготовить одного хорошего. «Дело историков» (оно же «академическое»), устроенное ленинградским ГПУ с подачи Я. Агранова и Я. Петерса, можно назвать как хотите: погромом или интеллектуальным геноцидом, или ещё как – сути дела это не изменит. Целое поколение русских историков вырвали из научной и творческой жизни, а некоторых из жизни вообще, учеников же запугали так, что своих учеников, способных поднять знамя нашей исторической науки, они не имели.

«Большинство поставило крест на научной работе, не писало бесстыдных статей, жило скромно по ссылкам. Мы добывали хлеб уроками языков и случайными заработками. В этом заключался наш подвиг. Так текла жизнь большинства моих однодельцев... Мирно и скромно закончили они своё печальное житие», – вспоминал отсидевший по «делу историков» С.В. Сигрист (А. Ростов). У нас всё пишут, насколько мы отстали в генетике из-за «дела генетиков». А в истории насколько отстали из-за «дела историков»? А в славистике («дело славистов»)?

Кстати, место действия «исторического дела» – Ленинград – вовсе не означает, что репрессии имели некий локальный характер, ведь удар пришёлся на всю Академию наук, до 1934 года находившуюся в Северной столице.

«Общество историков-марксистов»

Но «дело историков», в отличие от других «дел», началось вовсе не в 1929 году, а ещё раньше, в первые послереволюционные годы. В 1920-м в Московском университете произошло небывалое, не случавшееся доселе ни в одной стране мира: взяли и упразднили… два опорных гуманитарных факультета – юридический и историко-филологический. То есть, проще говоря, отменили изучение русского закона, истории и культуры. Значительная роль в этом принадлежала тогдашнему заместителю наркома просвещения, историку Михаилу Николаевичу Покровскому (1868–1932), автору русофобских и антиправославных книг «Русская история с древнейших времён» (1910–1913), «Русская история в самом сжатом виде» (1920).

Сначала Покровский стал требовать, чтобы Московский университет включил в свой состав «красную профессуру» – и в немалом количестве. Здесь, правда, была одна странность: в списке этой «профессуры» мы увидим не так много твёрдых «большевиков-ленинцев», зато есть явные «неленинцы»: «махист» Богданов-Малиновский, меньшевики Ларин-Лурье, Суханов-Гиммер, Стеклов-Нахамкис…

Из-за Нахамкиса, кстати, старые профессора неожиданно упёрлись, сочтя предложенную сделку «совершенно недостойной университета и неприемлемой». Фамилия, что ли, на них подействовала, невольно ассоциировавшаяся с хамством? Покровский же в ответ, как в непристойном анекдоте о групповом сексе с женой приятеля, сказал «буржуазии» что-то вроде: «Тогда мы вас вычёркиваем», – и всех, кого надо, назначил сам. Получив таким образом необходимый перевес в голосах, Покровский без помех провёл в университете свою удивительную «реформу» по ликвидации юридического и историко-филологического факультетов.

Это было самое начало его бурной деятельности на исторической ниве в СССР. В 1925 году он создаёт «Общество историков-марксистов», которое сразу же начинает истерические проработочные кампании против всевозможных «враждебных» исторических школ (Платонова, Тарле, покойного Лаппо-Данилевского и других). Неистовствовали в партийной печати соратники Покровского: Адоратский, Альтман, Ванаг, Гольденберг, Горин, Зайдель, Лукин, Попов, Ротштейн, Рязанов-Гольдендах, Томсинский, Фридлянд, Цвибак, – кто сейчас помнит самые их фамилии? Что написали эти люди? Какую-то вздорную и совершенно нечитабельную чепуху. Да и не она вовсе была главным трудом их жизни, а «дело историков», то есть уничтожение русской исторической науки.