Читаем Литературная Газета, 6619 (№ 43-44/2017) полностью

Литературная Газета, 6619 (№ 43-44/2017)

– А бабу?

В ответ Гавриленко криво усмехался и презрительно говорил, выпятив нижнюю губу:

– Куда они денутся?

И все дружно поддакивали:

– Это точно. Им без нас никуда.

И так же дружно вздыхали, ибо не у всех семейная жизнь шла гладко, и всему виной была водка. А вот Гавриленко водка жить не мешала. У него была ладная, фигуристая жена (хоть и дважды рожала), работала она в солидной фирме и должность занимала приличную – начальник отдела по мар… Запомнить это слово Гавриленко не мог и, махнув рукой, говорил:

– Вроде как по маркировке. Навыдумывали слов. Иногда послушаешь, что по ящику болтают, ни хрена не поймёшь.

Ему было около сорока пяти, среднего роста, коренастый, с печатью на лице, что ставит водка своим приверженцам. В молодости ходил поммеханика на судне, но был списан на берег за пьянку. А через год сам отказался идти на теплоход – из принципа, и с тех пор работал слесарем-судоремонтником. Жена в это время училась заочно, предлагала и ему, но у Гавриленко был один ответ:

– Я и так хорошо зарабатываю. Зачем зря голову напрягать.

И всё чаще приходил с работы пьяный, дома не буянил, жену пальцем не трогал и считал, что у них в семье всё тип-топ.

Вечером Гавриленко заехал к жене за ключом. Он уже несколько раз был у неё и всегда после замученного цеха чувствовал себя неловко в этом нарядном здании. Незнакомый охранник лениво поинтересовался:

– Вы к кому?

– Мне Гавриленко Антониду.

Охранник потянулся к телефону, но увидел проходившую девушку и попросил:

– Вера, скажи Антониде Васильевне, что к ней пришли.

Вера презрительно оглядела Гавриленко (он ответил ей таким же взглядом) и стала подниматься на второй этаж, показывая стройные ножки до того места, откуда они росли. Гавриленко попялился на них и подивился, что охранник на девушку и её ноги – ноль внимания. Голубой, что ли?

И тут услышал:

– Антонида Васильевна, к вам какой-то бич пришёл.

Через минуту Гавриленко был уже на улице. Сволочь, дрянь, поганка… Как только не обзывал он Веру, посмевшую назвать его бичом! Он готов был убить её. Но постепенно гнев утих, и вскоре, оглядев себя, он подумал: «А что она могла ещё сказать? Брюки – давно выкидывать пора, рубашку – тоже, куртка – он в ней сто лет ходит, такие уже давно никто не носит. Чем не бич?»

Только вошёл во двор, как подъехала жена:

– Гена, что случилось? Я спустилась, а тебя уже нет.

– Ключ утром забыл. А как ты догадалась, что это был я? Потому что эта поганка обозвала меня бичом?

– Да что ты! Просто, кроме тебя, ко мне некому приходить. Ты почему ушёл-то?

– Да не захотел позорить тебя своим видом.

И прямо во дворе Гавриленко отчитал жену за то, что она ходит как королева, а он – в обносках и выглядит как бич. Антонида Васильевна возмутилась:

– Я тебе не покупаю? Сколько раз звала: пошли, купим, и рубашки были хорошие, и костюмы. А ты что в ответ? Не надо мне ничего, и в этом никто с дороги не столкнёт. Говорил так? Говорил! Так что не надо меня винить. А раз надумал, можно хоть сейчас в магазин…

Пошли в субботу. Купили дорогущий костюм, приличную куртку, несколько рубашек, туфли, не забыли и пару галстуков, хотя Гавриленко их терпеть не мог. Купили махровый халат в сине-белую полоску… Ещё когда примерял костюм, заметил, как Антонида невесело улыбнулась, и подумал: деньги жалеет.

Вернулись, и Антонида сразу же ушла, она часто работала по субботам. А Гавриленко решил облачиться в обновку – в магазине всё брали по отдельности. Надел рубашку, галстук, костюм, подошёл к трюмо и ахнул. Это был не он! Злой волшебник проделал жестокий фокус и превратил Гавриленко в нечто ужасное. Он закрыл глаза и постоял, ожидая, что фокус закончится, и он увидит себя прежним, каким видел каждый день. Но, увы, в зеркале по-прежнему отражался человек с бесцветными, опухшими глазами и одутловатым лицом. В старой, привычной одежде это как-то не бросалось в глаза, а новая была безжалостна и брезгливо показывала всю его неприглядность.

Гавриленко быстро сбросил с себя костюм, галстук, рубашку и стал яростно топтать, словно они были виноваты в том, что он, молодой по годам мужик, превратился в старика, что не так прожил свою жизнь. Расправившись с одеждой, опустился в кресло, вспомнил улыбку жены и понял – не денег ей было жалко, а его. И мелькнула мысль: а как же Антонида, моложавая, стройная, симпатичная и умная, живёт с таким? Как? Неужто из жалости? Или привыкла и не видит, в кого он превратился? И что ему теперь делать? Ведь так жить нельзя, когда-нибудь и Антонида увидит, кто рядом с ней. Нет, надо что-то делать.