Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны

26. Архангельский пер., 9 (с.), — Ж. — с конца 1930-х гг. — переводчица с фр. языка, мемуаристка Нина Герасимовна Яковлева (наст. фамилия Бернер). Именно Яковлева и познакомила здесь, в своей квартире, вернувшуюся из эмиграции Марину Цветаеву и поэта Арсения Тарковского, между которыми возник платонический роман. «Встретились, взметнулись, метнулись…» — напишет в воспоминаниях Нина Яковлева.

Она была знакома с Цветаевой еще с 1910-х гг., потом в Париже, а в Москве встретились впервые весной 1940 г. в Гослитиздате (Бол. Черкасский пер., 2). Яковлева, которая возглавляла Творческую комиссию в группкоме, помогала «устроить» ей переводческую работу в Гослитиздате. Стали близки настолько, что Цветаева, уезжая в эвакуацию, оставит ей пакет с рукописями, который та, увы, не сохранит.

Дом № 9 по Архангельскому переулку

Здесь же, в этом доме, в комнате хозяйки с зелеными стенами, на которых были гравюры Джованни Пиранези XVIII в., где стояла старинная мебель красного дерева, а на полках покоились французские книги в кожаных переплетах, «собирались поэты „в дружеской обстановке“ почитать стихи».

Яковлевой было за пятьдесят, но она сохранила еще следы былой красоты, была моложава и любила «вести разговоры и о своих, и о чужих увлечениях. Была несколько сентиментальной, — пишет Мария Белкина, биограф Цветаевой, — и романтически настроенной натурой. Дочь богатых родителей, жена богатых мужей, она часто до революции жила за границей и отлично владела французским… В молодости посещала литературно-художественный кружок Брюсова… Там впервые увидела Марину и Асю… Теперь же… зарабатывала на жизнь переводами…»

Яковлева, конечно, слегка романтизирует отношения Марины Ивановны и Тарковского. Тарковский был много моложе Цветаевой и был увлечен ею как поэтом, хотя и не раз говорил: «Марина, вы кончились в шестнадцатом году!..» А Цветаевой была нужна игра воображения! Ей нужно было заполнить «сердца пустоту, она боялась этой пустоты». Та же Белкина запомнила, как Марина, в присутствии Тарасенкова, однажды пустилась размышлять, что, оказывается, совсем не важно, с кем у человека роман, — «роман может быть с мужчиной, с женщиной, с ребенком… роман может быть с книгой… Ведь все равно с кем, лишь бы только не было этой устрашающей пустоты!..»

«С появлением на этих „субботниках“ Марины Ивановны, — пишет Яковлева, — все наше внимание сосредоточилось на ней… Сидя на старинном диване, за красного дерева овальным столиком… прямая, собранная, близкая и отчужденная — как будто здесь и не здесь, — читала стихи и прозу. Какие стихи и поэмы… Какую прозу!..»

Считается, что здесь она встретилась впервые с Арсением Тарковским в 1940-м, хотя сам Тарковский утверждал позднее, что в 1939-м. Впрочем, не так важно, когда важно — как. Яковлева, к примеру, запомнила, как она зачем-то вышла из комнаты, а когда вернулась…

«Когда я вернулась, они сидели рядом на диване. По их взволнованным лицам я поняла: так было у Дункан с Есениным. Встретились, взметнулись, метнулись. Поэт к поэту. В народе говорят: „Любовь с первого взгляда“…»

— Я ее любил, — говорил в позднем интервью Тарковский, — но с ней было тяжело. Она была слишком резка, слишком нервна. Мы часто ходили по ее любимым местам — в Трехпрудном переулке, к музею, созданному ее отцом… Она была страшно несчастная, многие ее боялись. Я тоже — немного. Ведь она была чуть-чуть чернокнижница. — Он вспоминал, что она могла позвонить в четыре утра и возбужденно сказать: «Вы знаете, я нашла у себя ваш платок!» — «А почему вы думаете, что это мой? У меня давно уже не было платков с меткой». — «Нет, нет, это ваш, на нем метка „А. Т.“. Я его вам сейчас привезу!» — «Но… Марина Ивановна, сейчас 4 часа ночи!» — «Ну и что? Я сейчас приеду». И приехала, и привезла мне платок. На нем действительно была метка «А. Т.»… Только платок «с меткой» принадлежал Антонине Трениной, которая была в 1938–1946 гг. второй женой Тарковского (они жили тогда в Партийном пер., 3) и, как пишет Белкина, нешуточно ревновала мужа к Цветаевой. «Она (Антонина Тренина. — В. Н.) уверяла, что ожерелье, которое ей подарила Марина Ивановна, — душит, и она не может его носить, и что Марина Ивановна знает наговор и что достаточно взглянуть в ее колдовские зеленые глаза, чтобы понять это».

Кстати, та же Белкина пишет об очень существенном разговоре о любви, который состоялся уже в ее не сохранившемся ныне доме (Конюшковский Бол. пер., 20). Зашла речь о любимой книге Цветаевой «Кристин, дочь Лавранса» Сигрид Ундсет, и Белкина сказала, что в этом романе есть только «одна Кристин, а мужчины там словно тени и играют подсобную роль, они статисты.

— Как и в жизни! — откликнулась Цветаева. — В любви главная роль принадлежит женщине, она ведет игру, не вы, она вас выбирает, вы не ведущие, ведомые!..