И этот разговор не пропал даром.
На следующую ночь Алексей первый постучал в стену.
— Не спишь, сосед? Ты уж прости. Как тебя звать-то? Я вчера не спросил.
Сергей ответил. И беседа продолжалась.
Они лежали, скорчившись на своих койках, прильнув лицами к отверстию в стене и натянув поверх голов одеяла. Они условились разговаривать по ночам, а днем отсыпаться.
— Теперь я вроде как и не один, — сказал на третью ночь Алексей. — А жаль, что мы с тобой раньше не познакомились. Я ведь тут с пятнадцатого февраля, а сегодня уже третье марта. Весна на носу.
И верно, приближение весны чувствовалось и тут, за стенами крепости. В камеры третьего этажа, выходившие на юг, по утрам заглядывало солнце; снег, лежавший пластами на подоконниках, потемнел. Он таял и с шорохом падал вниз. Маленький кусочек неба, что виднелся в тюремное окно, с каждым днем становился всё прозрачнее, голубее. Пушистые облака, проплывавшие в вышине, были по-весеннему легки и воздушны.
— Весна на дворе. Скоро реки вскроются. Тайга зазеленеет, — с тоской повторял Алексей.
— Да, ледоход скоро пойдет, — задумчиво сказал Сергей.
— Ледоход? — вдруг обозлился Алексей. — Не увижу я ледохода… Ничего не увижу.
— Ну, полно, Алеша!
— Тебе хорошо рассуждать! Не тебе болтаться в петле.
— Слушай, Алексей! Если и на мою шею накинут петлю, то всё равно я не буду просить у них пощады. Слышишь? Не буду. И клянусь тебе, я со своей дороги не сверну!..
— Ну и не свертывай! А я жить хочу! — Закричал Алексей. — Жить!. И замолчи!.. Замолчи!..
На оклики Сергея Алексей больше не отвечал.
Среди ночи Сергея разбудил осторожный стук в стену.
— Это я, — сказал Алексей. — У тебя память хорошая?
— Да, Алеша! А что? — ответил Сергей, не совсем понимая, в чем дело.
— Дай мне слово, что исполнишь мою просьбу.
— Исполню.
— Если меня… — он не договорил страшное для себя слово «повесят»… — так вот, как только тебя выпустят из крепости, поезжай сразу же на станцию Тайга, разыщи там мою мать и расскажи обо мне. Сделаешь?…
— Да, говори адрес.
— Запоминай.
Сергей за Алексеем повторил адрес.
— Может быть, у тебя товарищи есть? Говори, я и к ним зайду.
Алексей сказал адреса кочегара Володьки и кондуктора Никитина, что живет за зеленой водокачкой.
— Ну, спасибо Сергей, я тебе тоже слово даю: больше я кричать не буду, только не оставляй ты одного меня с этими проклятыми мыслями о смерти. И что они мне в голову лезут?!
Последние слова он сказал сквозь стиснутые зубы.
— Ты думаешь, я не знаю, как тебе тяжело? Знаю, Алексей, знаю, дорогой мой товарищ!
В эту ночь они больше не разговаривали. Но каждый, лежа на койке, думал о соседе.
На рассвете к Сергею постучал его сосед слева — старый учитель.
— Из Петербурга получен ответ. По тюрьме идут упорные слухи: сегодня ночью Алексея должны повесить, — выстукивал учитель.
Сергея ошеломило это известие, несмотря на то, что со дня на день он ожидал его и знал, что на помилование рассчитывать нечего.
«Повесят! Повесят Алексея!» — думал он, и эти мысли заставляли тоскливо сжиматься его сердце.
Сергей взволнованно ходил по камере.
«Сказать Алексею или нет?»
Он подошел к койке, присел на нее и прислонился ухом к отверстию.
За стеной раздавалось ровное и глубокое дыхание спящего Алексея.
«Нет, не скажу. А когда Алексея поведут, в последний раз я призову его к мужеству».
Алексей в это утро спал долго. А как проснулся, сразу же постучал Сергею:
— До чего я сон сейчас хороший видел! Будто в речке купаюсь. День такой жаркий, солнечный, а вода прохладная, чистая. И Володька со мной купается, на перегонки мы плывем. Люблю я купаться, — прямо из воды бы не вылезал, — засмеялся Алексей.
Как обычно, по тюремному распорядку, проходил день.
Сергей с тревогой и волнением отмечал, что вот уже кончился обед и уже за окном сгущаются сумерки, что скоро придет стражник и зажжет тусклую лампочку в камере, а там, смотришь, вечерняя поверка, — а там и…
Сергей старался не думать, но думал только об этом.
Он сидел у стола, обхватив руками голову, когда в конце коридора послышался звон офицерских шпор. Шаги остановились у дверей соседней камеры.
Приникнув ухом к отверстию в стене, Сергей прислушался. Больше всего он боялся, что раздадутся крики и вопли о пощаде. Но всё было тихо.
— Собирайся, — сказал чей-то грубый незнакомый голос.
В ответ не последовало ни звука.
Снова шаги. Вышли из камеры — и захлопнулась дверь.
Сергей бросился к «глазку»; сейчас он простится с Алексеем и поглядит на него. Шутка ли, двенадцать ночей по душам беседовали!
Но «глазок» был наглухо закрыт.
И в то время, когда он стоял, прижавшись вплотную к двери, случилось то, чего не ожидал никто из стражников, но о чем втайне думал Сергей.
Алексей, который спокойно, без сопротивления и без единого слова вышел из камеры, вдруг вырвался от стражников, подбежал к двери Сергея и, ударившись всем телом об нее, крикнул что было у него силы на весь тюремный коридор:
— Прощай, Сергей, прощай, дорогой товарищ! Иду умирать. Долой самодержавие! Да здравствует революция!
— Да здравствует революция! — закричал Сергей. — Мужайся, Алексей! Клянусь, мы победим!