Мимо Алеши, вдруг шумно задышав, проскочил Крюков, и через несколько мгновений раздался его торжествующий голос:
— О-он… Нашли-и!..
Алеша рванулся вперед и запутался ногами в каких-то зеленых плетях. Пока он с яростью рассекал их топором, сверху, поддерживаемый шофером, спустился профессор. Свободной рукой он торопливо ухватился за плечо Алеши и отправил Женю обратно.
Вдвоем с Алешей старик сошел к замшелому камню.
Но это был уже не камень… То, что Алеша принял за камень, в действительности оказалось броневиком. Никита Иванович и ребята, действуя лопатами и кольями, подрубали толстый слой мшистого дерна и сбрасывали его с броневика на землю.
Профессор сунулся к броневику, за ним — Алеша, но Крюков ревниво отстранил обоих:
— Нечего глазеть! Берите лопаты!
Алеша схватился помогать. Но, когда лопату взял профессор, Никита Иванович поспешно отобрал у него инструмент, а самого отвел в сторону на пенек:
— Сидите, пожалуйста. Управимся и без вас.
Броневик стоял, накренившись на бок; у борта его плескалась вода. Подмытый ручьем, он врос в землю по самый радиатор.
Башен не оказалось. Однако, пошарив в высокой и мокрой траве, от которой, как лакированные, заблестели сапоги, Алеша и Крюков отыскали и башни. Повидимому, когда броневик, падая, кувыркался на откосе, башни сорвались с мест и укатили в разные стороны.
Понадобились веревки. Только застропив этот немалый груз, удалось подтащить к броневику две стальные башни со щитками.
Работами распоряжался Никита Иванович. Спокойная торжественность проглядывала в каждом его шаге, в каждом действии, и даже голос его, всегда немножко жестковатый, звучал теперь с проникновенной задушевностью.
По мере раскопки броневика всё отчетливее определялся его облик. Заветные приметы! Две башни, на башнях щитки, боковые дверцы. А вскоре в пластах сырой истлевшей листвы Алеша нащупал руками заднее рулевое колесо.
— Двойной руль… есть!
Крюков улыбнулся азарту юноши и сказал шутливо:
— Тебе удивительно? А я закрывши глаза скажу: сейчас и фары обнаружишь — две спереди, одну сзади.
Работы продолжались, и вскоре броневик был окончательно откопан.
Пустив во все стороны по оврагу ребят, нашли и пулеметы. Один оказался с раздавленным кожухом, другой с виду целый, но оба настолько густо обросли ржавчиной, что даже закрылись отверстия стволов.
— Ну, вот, — объявил Никита Иванович, пятясь перед броневиком и не сводя с него влюбленных глаз, — теперь, кажется, всё приданое собрано. Можно и отдохнуть.
И он закурил папиросу.
А профессор, как посадили его, так и сидел скучая на пеньке.
Никита Иванович, накурившись в свое удовольствие, осмотрел на себе кожаный костюм, счистил пучком травы налипшую кое-где грязь. Потом шагнул к профессору и коснулся козырька своей фуражки.
— Удостоверьтесь и вы, Михаил Борисович, — сказал он мягким баском. — Прошу обозреть находку!
Профессор встал и, скинув свой неуклюжий плащ, направился к броневику.
Броневик найден, осмотрен и опознан. Крюков ликовал. Он готовил торжественное донесение в Ленинград. Однако профессор оказался человеком очень осторожным. У него возникли сомнения в подлинности броневика, и подписать донесение он не пожелал. Конечно, начальник экспедиции мог бы послать донесение и… от себя лично. «Пожалуйста, — говорил профессор, — это ваше право, Никита Иванович. Законнейшее!» Казалось, старик даже симпатизирует такому решению. Но когда Крюков осторожно осведомился: «А вы, Михаил Борисович, не станете вмешиваться?» — профессор с жаром объявил: «А я, извините-с, представлю протест с доказательствами, что броневик не тот».
Крюков настаивал на своем.
— Броневик, товарищ Фокин, подлинный. Кому уж об этом судить, как не мне.
— Нет-с, позвольте. Я в свое время усовершенствовал его. Сам лично.
— А я лично, — перебил Крюков, — в бой водил броневик!
Споры затягивались, так что возникла необходимость у оврага разбить жилую палатку. Палатка, принадлежавшая экспедиции, была солидная, вместительная, в форме шатра с четырьмя приподнятыми углами. Женя и Алеша, установив ее, от этих углов натянули к земле веревки, чтобы легкую парусину не опрокинул ветер, а на случай дождя окопали палатку канавками. Крюков, наточив топор, сходил в лес, принес жердей и устроил в шатре меблировку: стол, скамьи, вешалку для одежды. Профессор приладил в углу рукомойник. Затем оба, помогая друг другу, расставили и застлали походные кровати. Приглашена была под общий кров и молодежь. «Отказывайся! — предостерег Женя Алексея. — Пилят старики друг друга — аж звон в ушах. Что же мы с тобой, дурные, что ли, — в самую пильню залезать!» И оба остались ночевать в машине. А тут из пионерского лагеря завода «Металлист» пришло приглашение на спортивный праздник. Старики отлучиться с места не могли: они поджидали арбитра из музея, который должен был разрешить их спор. Но обидеть пионеров не хотелось, ребята немало помогли экспедиции, и Никита Иванович решил послать на праздник делегата. Выбор пал на Алешу. Впрочем, больше и выбирать было некого.