Литературное произведение: Теория художественной целостности

«Все вокруг нахмурено, спорит друг с другом, сердито отемняется и холодно блестит, ослепляя глаза, по узкой дороге, прикрытой с моря грядою заласканных волнами камней, бегут, гонясь друг за другом, листья платанов, черноклена, дуба, алычи. Плеск, шорох, свист – все сплелось в один непрерывный звук, его слушаешь, как песню, равномерные удары волн о камни звучат, точно рифмы».

Это один из начальных абзацев рассказа «Калинин». Но его ритмическая структура после сделанных наблюдений кажется хорошо знакомой.

Пестрота переплетающихся друг с другом природных движений воссоздается в нем в ритмической «толчее» относительно самостоятельных колонов и фраз. В их внутренней структуре происходит как бы непрерывное ритмическое скольжение: настройка на некоторую ритмическую определенность и тут же соскальзывание, переход к новой разновидности. Очень характерна в этом смысле последняя фраза. Столкновение односложных слов, стыки ударений и малый интервал между ними резко переходят в более гармоничную аналогию «песни» с увеличенными (двух– и трехсложными) безударными промежутками между ударениями.

Здесь, кстати сказать, обнаруживается еще одна любопытная особенность горьковской ритмики. Почти во всех имеющихся работах о звуковом строении прозы говорится о том, что в ней избегаются акцентные столкновения и реже всего можно встретить нулевой безударный интервал ³ . Между тем и в рассказе «Едут», и особенно в более объемном «Калинине» в значительном количестве (даже несколько превышающем теоретическую вероятность) представлены такие сочетания, причем в двух разновидностях – внутри колонов и на фразовых границах. И в этой ритмической «частности» своеобразно проявляется особый характер взаимодействия между отдельными структурными элементами прозы Горького.

Выделение ритмических лейтмотивов видно в сюжетно более сложном рассказе «Калинин» гораздо рельефнее, чем в «Едут». Вот, например, появляется уверенно льющаяся, размеренная речь героя рассказа: "Иное, конечно, надобно показать, иное – надо скрыть; ибо – ежели что бестолковое и вредное – зачем оно? Так же и напротив: хороший человек не должен высовываться вперед – глядите-де, сколь я хорош! Есть люди, которые вроде бы как бы хвастаются своей горькой судьбой: поглядите, послушайте, добрые люди, как горька моя жизнь! Это тоже нехорошо… " Это высказывание оформляется параллелизмом женских зачинов и мужских окончаний и некоторым увеличением безударных промежутков. И тут же совершенно иной тип речи: «А у меня жена и сынишка сожглись живьем в керосине – это как? Молчать об этом?» При объединении этих фраз проявляется уже другая основа – альтернирующий ритм с преимуществом односложных интервалов.

Занимающий большое место в «Калинине» сказ героя столь же разно– и многопланов, как и весь рассказ: иногда сквозь ритмическое разнообразие и сочленение меняющихся вариаций начинает пробиваться внутренняя симметрия, которая содержательно выделяет некоторые отрезки речи. Но только это не гармонический итог, а сопутствующее звено, относительная завершенность которого испытывается последующими столкновениями.

Именно эти столкновения очень важны для уяснения особенностей художественной позиции повествователя – проходящего. Как будто бы все пространство рассказа отдано герою, его сказ льется без помех, – а в то же время ни на минуту не забывается, что эта речь осваивается проходящим, активное присутствие которого является первоосновой всех событий, движущихся в художественном времени. Отсюда, кстати сказать, особая событийность горьковских пейзажей, которые, прерывая рассказ Калинина, отнюдь не останавливают движения, а включаются в него, опять-таки сталкиваясь с другими абзацами, с другими сюжетными эпизодами.

«По мокрой земле, светлым камням и траве, осеребренной дождем, устало влачились реки изорванных туч. На вершине горы они осели тяжелой лавиной, край ее курился белым-белым дымом. Море, успокоенное дождем, плескалось тише, печальнее, синие пятна неба стали мягче и теплей. Там и тут рассеянно касались земли и воды лучи солнца, упадет луч на траву, вспыхнет трава изумрудом и жемчугом, темно-синее море горит изменчивыми красками, отражая щедрый свет. Все вокруг так хорошо, так много обещает, точно ветер и дождь прогнали осень и снова на землю возвращается благотворное лето». Здесь взгляд проходящего получает наиболее непосредственное выражение, и в этом смысле пейзаж сталкивается с совершенно иной реакцией Калинина: «Калинин вздрогнул, стукнули его зубы, испуганно глядя на меня, торопливо завозился: „Обязательно надо костер – дрожу я“».

Очевидным является здесь ритмическое противопоставление этих речевых партий. Сравним хотя бы: