Литературные герои на улицах Петербурга. Дома, события, адреса персонажей из любимых произведений русских писателей

А еще в путешествии человека преследует подчас едва заметное, подчас властное чувство отстраненности и «остраненности», то есть изменения точки зрения, за счет которого привычные предметы начинают восприниматься как что-то новое, необычное и странное, требующее внимательного изучения.

Радищев ничего не знал об «остраненности» – этот термин будет придуман только в начале XX века Виктором Шкловским, но именно это и происходит в его тексте, благодаря чему он и приобретает ту обличительную силу, которая вызвала гнев Екатерины. Мы не знаем, кого покинул Путешественник в Петербурге, что ждет его в Москве, мы не знаем даже его имени. Мы лишь на короткое время стали его попутчиками, и персонажи книги, такие же анонимные, как рассказчик, ненадолго возникают перед нашими глазами. И их короткие обрывочные истории, нанизанные на полотно дороги, словно бусины на нить, являющиеся просто «частными случаями», складываются в единую картину, и эта картина пугала читателей и рассердила императрицу.

И тут я хотела бы привести еще одну цитату из книги Алена де Боттона, которая могла бы послужить отличным эпиграфом к книге Радищева, не будь она написана через двести с лишним лет после его смерти: «Дорога – повитуха размышлений. Мало какая обстановка больше способствует внутреннему диалогу, чем самолет, корабль или поезд в движении. Между тем, что мы видим перед собой, и тем, какие мысли могут прийти нам в голову в этот момент, есть некая причудливая связь: масштабные размышления зачастую требуют необъятных видов, новые идеи рождаются в новых для нас местах».

Не из книги ли Радищева берет начало в русской литературе тема жизни как дороги – утомительной и маятной, но все же неизбежной, потому что пока движешься – живешь. Книга Радищева кончается ликующим криком: «Москва! Москва!!!». Но строгий критик Радищева Пушкин знает, что прибытие – это лишь начало нового путешествия.

Долго ль мне гулять на свете
То в коляске, то верхом,
То в кибитке, то в карете,
То в телеге, то пешком?

Не в наследственной берлоге,

Не средь отческих могил,
На большой мне, знать, дороге
Умереть Господь судил…
<…>
Иль чума меня подцепит,
Иль мороз окостенит,
Иль мне в лоб шлагбаум влепит
Непроворный инвалид.

Иль в лесу под нож злодею

Попадуся в стороне,
Иль со скуки околею
Где-нибудь в карантине.
<…>
То ли дело рюмка рома,
Ночью сон, поутру чай;
То ли дело, братцы, дома!..
Ну, пошел же, погоняй!..

Глава 3. Город-сибарит. Петербург Державина

Державин – современник Радищева (Александр Николаевич родился в 1749 году, Гаврила Романович – на шесть лет раньше, в 1743-м). Но человек с совсем иным характером, а значит – с иной судьбой. Или это разница их судеб, их жизненных путей, определила разные характеры, которые у них сформировались? Судить вам.

Державин, как и Радищев, не был уроженцем столицы. Он появился на свет в маленьком родовом имении недалеко от Казани. Его отец – бедный офицер, не имевший, в отличие от отца Радищева, именитых родственников в Москве, да к тому же он рано умер – когда мальчику исполнилось только 11 лет. Державин учился в немецком пансионе, затем – в только что открывшейся в Казани гимназии. Ему приходилось сопровождать свою мать, когда она ходила по чиновникам, улаживая расстроенные финансовые дела семьи. По словам самого Державина, именно тогда в его душу «врезалось ужаснейшее отвращение от людей неправосудных и притеснителей сирот».

Мальчик решил, что, когда вырастет, будет всеми своими силами бороться с несправедливостью. Мы знаем, что такие обещания дают очень многие подростки. Но Державин относился к тем редким исключениям, которые сдерживают клятву, данную в детстве. И еще одна, пожалуй, уникальная особенность – с ним не случилось из-за этого ничего плохого.

Г. Р. Державин

* * *