Литературные герои на улицах Петербурга. Дома, события, адреса персонажей из любимых произведений русских писателей

3-го июня обед у Дюме. По качеству обед этот самый дешевый и самый лучший из всех обедов в петербургских ресторациях. Дюме имеет исключительную привилегию – наполнять желудки петербургских львов и денди…

5-го. Обед у Леграна, бывший Фельета, в Большой Морской. Обед хорош; в прошлом году нельзя было обедать здесь два раза сряду, потому что все было одно и то же. В нынешнем году обед за три рубля ассигнациями здесь прекрасный и разнообразный. Сервизы и все принадлежности – прелесть. Прислуживают исключительно татары, во фраках».

Для женатого человека обедать в ресторане уже немного неприлично – это означало, что жена не может как следует о нем позаботиться. Вот красноречивая цитата из письма Пушкина Наталье Николаевне, уехавшей весной 1834 года в Полотняный Завод: «…явился я к Дюме, где появление мое произвело общее веселие: холостой, холостой Пушкин! Стали подчивать меня шампанским и пуншем и спрашивать, не поеду ли я к Софье Астафьевне? Все это меня смутило, так что я к Дюме являться уж более не намерен и обедаю сегодня дома, заказав Степану ботвинью и beaf-steaks».

Женщина могла появиться в ресторане только на курорте или путешествуя со своей семьей. Зайти в ресторан в одиночестве и сделать заказ для дворянки означало мгновенно и непоправимо скомпрометировать себя.

Впрочем, правила для того и существуют, чтобы их нарушать. Вот какую историю рассказывает нам Анна Керн: «Прасковье Александровне (Осиповой) вздумалось состроить partie fine[9], и мы обедали вместе все у Дюме, а угощал нас Александр Сергеевич и ее сын Алексей Николаевич Вульф. Пушкин был любезен за этим обедом, острил довольно зло, и я не помню ничего особенно замечательного в его разговоре. За десертом „les quatres mendiants“[10] г-н Дюме, воображая, что этот обед и в самом деле une partie fine, вошел в нашу комнату un peu cavalierement[11] и спросил: „Comment cela va ici?“[12] У Пушкина и Алексея Николаевича немножко вытянулось лицо от неожиданной любезности француза, и он сам, увидя чинность общества и дам в особенности, нашел, что его возглас и явление были не совсем приличны, и удалился. Вероятно, в прежние годы Пушкину случалось у него обедать и не совсем в таком обществе».

Читателю, наверное, интересно, что это за «четверо нищих», которых подавали на десерт в ресторане Дюме. Это десерт французского происхождения, состоящий из лесных орехов, изюма, вяленых фиг и миндаля, выложенных на блюдо. Легенда рассказывает, что этим лакомством угощали заблудившегося на охоте короля Генриха IV четверо нищих. Подробно ее излагает Александр Куприн в рассказе, который так и называется – «Четверо нищих».

* * *

После обеда Евгений Онегин с друзьями отправляются в театр. Спектакль начинается в 6 часов вечера. Онегин приезжает с опозданием и «идет меж кресел по ногам». «Кресла» – это не просто места в партере – это несколько первых рядов, перед сценой, которые, как правило, абонировались вельможной публикой. Именно эти вельможные ноги и оттаптывает (возможно, с некоторым злорадством) Евгений. Позади кресел размещались более дешевые стоячие места для смешанной публики.

Меж тем Онегин не унимается. Он совершает новую продуманную бестактность:

Двойной лорнет скосясь наводит
На ложи незнакомых дам…

Женщины в театре могли появляться только в ложах. Обычно ложи абонировала семья на весь сезон. Хотя женщины, приходя в театр, в глубине души рассчитывали поразить публику своей красотой, нарядами и драгоценностями, но откровенно «лорнировать» их, то есть рассматривать в лорнет, считалось вызывающим поведением. Все учебники хорошего тона строжайшим образом запрещали это. Дамам, в свою очередь, не рекомендовалось лорнировать публику, а молодым девушкам – слишком долго задерживать взгляд на актерах-мужчинах и слишком пристально смотреть на подмостки во время любовных сцен.

* * *

Постояв немного за креслами, Онегин покидает театр и едет домой переодеваться. Он собирается на бал. На часах где-то между семью и восемью вечера. Бал начнется около десяти. Онегин будет «наводить красоту» часа два-три и приедет на бал ближе к полуночи.

По традиции балы начинались с полонеза – «ходячего разговора», а точнее, торжественного танца-шествия, который создавал в зале особую бальную атмосферу. Если на бале присутствовала императорская семья, то император возглавлял полонез рука об руку с хозяйкой дома, во второй паре шла императрица с хозяином. Если бал обходился без присутствия высоких гостей, полонез возглавлял хозяин вместе с самой почетной дамой, следом шла хозяйка с наиболее почтенным из приглашенных гостей. Вместе муж с женой не танцевали никогда – это считалось дурным тоном. На русских балах были популярны полонезы Огинского, Шопена и особенно полонез из оперы Михаила Глинки «Жизнь за царя».

За полонезом следовали более легкие и эротичные танцы: вальсы, польки, кадрили, галопы, вершиной бала была мазурка. Именно к мазурке приезжает на бал Онегин.