Литературные манифесты: От символизма до «Октября»

Искусство тем прекрасней,
Чем взятый материал
Бесстрастней:
Стих, мрамор иль металл.

О светлая подруга,

Стеснения гони,
Но туго
Котурны затяни.

Прочь легкие приемы,

Башмак по всем ногам,
Знакомый
И нищим и богам.

Скульптор, не мни покорной

И мягкой глины ком,
Упорно
Мечтая о другом.

С паросским иль каррарским

Борись обломком ты,
Как с царским
Жилищем красоты.

Прекрасная темница!

Сквозь бронзу Сиракуз
Глядится
Надменный облик Муз.

Рукою нежной брата

Очерчивай уклон
Агата,
И выйдет Аполлон.

Художник! Акварели

Тебе не будет жаль!
В купели
Расплавь свою эмаль.

Твори сирен зеленых

С усмешкой на устах,
Склоненных
Чудовищ на гербах.

В трехъярусном сияньи

Мадонну и Христа,
Пыланье
Латинского креста.

Все прах! — Одно, ликуя,

Искусство не умрет,
Статуя
Переживет народ.

И на простой медали,

Найденной средь камней,
Видали
Неведомых царей.

И сами боги тленны,

Но стих не кончит петь,
Надменный,
Властительней, чем медь.

Работать, гнуть, бороться!

И легкий сон мечты
Вольется
В нетленные черты.

Теофиль Готье. «Эмали и Камеи».

Перевод Н. Гумилева.

Издание М. В. Попова, 1916.

Футуризм

Пощечина общественному вкусу

Читающим наше Новое Первое Неожиданное. Только мы — лицо нашегоВремени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.

Прошлое тесно. Академия и Пушкин — непонятнее гиероглифов.

Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч., и проч. с Парохода современности.

Кто не забудет своей первойлюбви, не узнает последней.

Кто же, доверчивый, обратит последнюю Любовь к парфюмерному блуду Бальмонта? В ней ли отражение мужественной души сегодняшнего дня?

Кто же, трусливый, устрашится стащить бумажные латы с черного фрака воина Брюсова? Или на них зори неведомых красот?

Вымойте ваши руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми.

Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузминым, Буниным и проч., и проч. — нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным. С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество!..

Мы приказываемчтить права поэтов:

1. На увеличение словаря в его объемепроизвольными и производными словами. (Слово — новшество).

2. На непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку.

3. С ужасом отстранять от гордого чела своего, из банных веников сделанный Вами, Венок грошовой славы.

4. Стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования.

И если покаеще и в наших строках остались грязные клейма Ваших «Здравого смысла» и «хорошего вкуса», то все же на них уже трепещут впервыеЗарницы Новой Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) Слова.

Москва. 1912 г. Декабрь.

Д. Бурлюк

Александр Крученых

В. Маяковский

Виктор Хлебников

«Пощечина Общественному Вкусу». Изд. Кузмина.

Садок судей

Предисловие

Находя все нижеизложенные принципы цельновыраженными в первом «Садке судей» и выдвинув ранее пресловутых и богатых, лишь в смысле Метцль и Ко, футуристов, — мы тем не менее считаем этот путь нами пройденным и, оставляя разработку его тем, у кого нет более новых задач, пользуемся некоторой формой правописания, чтобы сосредоточить общее внимание на уже новых открывающихся перед нами заданиях.

Мы выдвинули впервые новые принципы творчества, кои нам ясны, в следующем порядке:

1. Мы перестали рассматривать словопостроение и словопроизношение по грамматическим правилам, став видеть в буквах лишь направляющие речи. Мы расшатали синтаксис.

2. Мы стали придавать содержание словам по их начертательной и фонической характеристике.

3. Нами осознана роль приставок и суффиксов.

4. Во имя свободы личного случая мы отрицаем правописание.

5. Мы характеризуем существительные не только прилагательными (как делали главным образом до нас), но и другими частями речи, также отдельными буквами и числами:

а) Считая частью неотделимой произведения его помарки и виньетки творческого ожидания.

б) В почерке полагая составляющую поэтического импульса.