Литературные манифесты: От символизма до «Октября»

Есть еще нечто, что объединяет нас, чего не докажешь и не объяснишь, — наша братская любовь.

Мы не сочлены одного клуба, не коллеги, не товарищи, а —

Братья!

Каждый из нас дорог другому как писатель и как человек. В великое время, в великом городе мы нашли друг друга — авантюристы, интеллигенты и просто люди, как находят друг друга братья. Кровь моя говорила мне: «Вот твой брат!» И кровь твоя говорила тебе: «Вот твой брат!» И нет той силы в мире, которая разрушит единство крови, разорвет союз родных братьев.

И теперь, когда фанатики-политиканы и подслеповатые критики справа и слева разжигают в нас рознь, бьют в наши идеологические расхождения и кричат: «Разойдитесь по партиям!» — мы не ответим им. Потому что один брат может молиться Богу, а другой — Диаволу, но братьями они останутся. И никому в мире не разорвать единства крови родных братьев. Мы не товарищи, а —

Братья!

Лев Лунц

«Литературные записки». Литературно-общественный и критико-библиографический журнал, № 3, 1 авг. 1922 г. Петербург.

Эмоционализм

Декларация эмоционализма

1. Сущность искусства — производить единственное, неповторимое эмоциональное действие через передачу в единственной, неповторимой форме единственного, неповторимого эмоционального восприятия.

2. Побуждает к творчеству — активная, неотвлеченная любовь, которая не может не быть творчеством.

3. Проявление творчества, как любви и жизни, неразрывно сопряжено с движением.

4. Преодоление материала и форм есть условие успешного творчества, а не задача его и не цель.

5. Эмоционализм знает, что страстная влюбленность художника в материал его искусства есть лишь способ эмоционального познания мира. Профессиональный опыт художника творит из этого материала форму всенародно-обязательную для восприятия его миропознания.

6. Имея дело с неповторимыми эмоциями, минутой, случаем, человеком, эмоционализм признает только феноменальность и исключительность и отвергает общие типы, каноны, законы психологические, исторические и даже природные, считая единственно обязательным закон смерти.

7. Божественный, интуитивный, безумный разум — путеводитель художественной мысли; логически, научный рассудок допустим только в эмоционально измененном виде, когда он, будучи, по существу, противоположным разуму, к нему приближается.

8. Выход из общих законов для неповторимой экзальтации (экстаза).

9. Не существует ни прошедшего, ни будущего вне зависимости от нашего, всеми силами духа эмоционально воспринимаемого, священнейшего настоящего, на которое и направляется искусство.

10. Изжив и переварив все чувства мысли старого Запада (Франции, Англии, Италии), страдающего духовным запором (ибо эволюции духовной пищи во всем подобны пище телесной, и нельзя приниматься за новое, не освободившись от бесполезных отбросов), Эмоционализм, струя которого ширится по России, Германии и Америке, стремится к распознаванию законов элементарнейшего, видя в высокой элементарности противовес великолепным формам восхитительнейших соблазнов европеизма.

11. Исходя из частного и неповторимого, искусство расширяется до общего всенародного и всемирного. Обратный путь немыслим. Из частичной конкретной любви познается любовь к человечеству, а не наоборот. Полагать исходной точкой общее чувство, общий канон, общий закон — бессмысленное преступление и ложь. Идти, расширяясь вверх, а не сужаясь вниз.

М. Кузмин, А. Радлова, С. Радлов, Юр. Юркун

Абраксас. Под ред. М. Кузмина и А. Радловой. Февраль 1923, Петроград.

Фуизм

Фуисты

Отплывающие корабли символизма.

Опояз или общество мозговой засухи.

Всеобщее мелочничество слова, дробная деталировка, слововерчение, слововыжимание, маникюр слова.

Подозрительные по четвертому разряду похороны поэзии ее же обнаглевшими ремесленниками или НЭП, съевший поэтов.

Ни зги на российских эстрадах, продавленных копытами всевозможных имажинистов.

Каменная пустыня достиховья.

И —

двое.

Без фальшивого мандата на контакт с миром.

Без вывесочного афиширования себя.

Под скромной маркой —

Мозговой ражжиж.

Двое.

Среди последышей, все еще не проглотавших наследия великой революции, единственные несущие на своих лицах разлив нового мира.

Два мудреца. Какой простор!

Ровно год с зажатым ртом.

А теперь

номер первый

удар

по обжорному фронту.

Завтра еще стихи и — какие-нибудь — теории.

Не истерические выкрики силящихся догнать грозу и бурю (маяковщина).

И не тоскливая вертячка стиля — стихия раннего НЭПа (пильнячество — пастернакизм).

Спокойный нажим на преодолеваемое послегрозье.

В ревущих еще хлябях мы первые отделяем воду от поэзии и говорим: