Литературные воспоминания

Общинное устройство российской деревни и развитие местного, то есть земско-дворянского, управления при „сохранении неограниченной власти государя“, Кавелин отстаивал в своих предреформенных работах („Записка об освобождении крестьян в России“, 1855; „Мнение о лучшем способе разработки вопроса об освобождении крестьян“, 1857). Но и в эти годы, как и в дальнейшем, община привлекала его не зародышами патриархально-социалистических отношений („народник“ Герцен), а своими реакционно-„охранительными“ функциями; в его представлении она была надежной „уздой“ против „диких мечтаний о вольности“ крепостного крестьянства, предохранением от революционного пролетариата. Анненкову нельзя отказать в проницательности: Кавелин действительно определился как идеолог дворянского либерализма, в лице которого слились воедино черты западника и славянофила.

[226] Я сохраняю его карикатурный листок, сделанный карандашом и изображающий Герцена, Грановского, Корша, Панаева, мою особу и других в ночной беседе, какие тогда часто бывали на обрыве горы, в садовом павильоне Соколовского парка. Кругу, собиравшемуся в Соколове, недоставало двух весьма крупных членов его, В. П. Боткина и Огарева. Оба они жили за границей, в Париже, и первый, по рассказам Панаева, тоже недавно возвратившегося оттуда, усиленно старался офранцузить себя в языке, образе жизни, нравах и уже отличался ярой ненавистью к старому своему идолу — идеализму. Второй философски растрачивал остатки своего, некогда громадного, состояния и очень солидного здоровья. Впрочем, скандалезные анекдоты Панаева об обоих не вполне передавали их нравственное содержание, потому что первый, Боткин, съездив в Испанию, подарил русскую публику замечательно умным и картинным описанием страны, а второй, Огарев, возвратясь на родину в 1846, производил такое сильное обаяние своей поэтической личностью, что сделался почти чем-то вроде директора совести — directeur de conscience — в двух семьях — у Герцена и у А. Тучкова. Дамы обеих семей упивались написанными им тогда поэтически-философскими и социально-скорбными стихотворениями „Монологи“, да и мужская половина семей, как оказалось впоследствии, подпала влиянию поэта не менее женской. Тайна этого обаяния заключалась в какой-то апатической, ленивой нервозности характера, позволявшей 0гареву постепенно достигать крайних границ как в жизни, так и в мысли и уживаться, страдая, со всеми самыми невозможными положениями легко, как у себя дома. (Прим. П. В. Анненкова.)

[227] Тучков Алексей Алексеевич (1800–1879) — отец второй жены Н. П. Огарева Н. А. Тучковой, впоследствии гражданской жены Герцена. В молодости был связан с декабристами. Через Огарева в начале сороковых годов (по-видимому, в 1843 г.) познакомился и близко сошелся с А. И. Герценом. В дальнейшем неоднократно бывал у Герцена за границей и содействовал перевозке в Россию его изданий.

Обаятельность, цельность натуры и нравственная чистота при независимом и передовом образе мыслей действительно сделали Огарева нравственной совестью близких ему людей — Герцена, Натальи Александровны, а затем и семейства Тучковых. Анненков мог воочию наблюдать это, общаясь с семейством Герцена и Тучкова в 1847–1848 гг, в Париже, а затем часто бывая в доме Тучковых, в имениях Сатина и Огарева в Инсарском и Саранском уездах Пензенской губернии, когда он в 1849–1850 гг. жил неподалеку от них в своей симбирской деревне (см. Анненков и его друзья, стр. 636–654).

О жизни в Соколове летом 1845 и 1846 гг. см.: „Былое и думы“ А. И. Герцена, часть четвертая, гл. XXXII; „Литературные воспоминания“ И. И. Панаева, часть вторая, гл. V.

Из „постоянных посетителей Соколова“, кроме близких друзей — Герцена, Панаева И. И. с женой и Н. А. Некрасова, Анненков называет: Павлова Ивана Васильевича (1823–1904) — публициста, в дальнейшем редактора славянофильского журнала „Московский вестник“ (1860);

Щепкина Михаила Семеновича (1788–1863) — известного русского актера, друга Белинского и Герцена, жившего тогда на даче неподалеку от Соколова;

Засядко Дмитрия Александровича — товарища М. Е. Салтыкова-Щедрина по лицею, приятеля Огарева и Некрасова, входившего в литературное окружение „Отечественных записок“ при Белинском, а затем „Современника“;

Горбунова Кирилла Антоновича (1822–1893) — художника-портретиста, впоследствии академика, тесно связанного тогда с Белинским и Герценом (оставил известный портрет Белинского).

[228] Белинский иначе оценивал „русский социализм“ славянофилов. Когда Кавелина восхитило то, что славянофил Ю. Самарин говорил о народе в своей статье „О мнениях „Современника“, исторических и литературных“ („Москвитянин“, 1847, ч. II), Белинский ему ответил: „Перечтите-ка да переведите эти фразы на простые понятия — так и увидите, что это целиком взятые у французских социалистов и плохо понятые понятия о народе, абстрактно примененные к нашему народу“ (Белинский, т. XII, стр. 435).