Она пригласила Тода к себе, покурить. Она села на кровать, и он сел рядом. На Фей была пижама, а поверх белый мохнатый халат, который ей очень шел.
Он хотел вымолить у нее поцелуй, но боялся – не того, что она откажет, а того, что постарается сделать его бессмысленным.
Уэст сообщает нам о чувствах главного героя, Тода, но не героини.
Читатель получает представление о герое, к чьим мыслям имеет доступ, – не такое полное, как при повествовании от первого лица, однако в этом свои преимущества: писатель имеет возможность передать то, чего не знал или не чувствовал бы рассказчик, если бы повествование велось от первого лица.
Иногда автор пользуется разными точками зрения, ведя рассказ от третьего лица и перемещая фокус с одного персонажа на другого от главы к главе или даже от сцены к сцене.
Патрисия Хайсмит говорила:
Я предпочитаю использовать в романе две точки зрения, но не всегда имею такую возможность… Если использовать две точки зрения, как, например, в «Незнакомцах в поезде», где два главных героя – настолько разные молодые люди, или в «Бестолочи», где Уолтер и Киммел тоже очень сильно друг от друга отличаются, – то это может придать повествованию разнообразие темпа и настроения.
Повествование от ограниченного третьего лица у писателей популярнее всего. Порой оно сочетается и с рассказами от первого лица. Например, если вы пишете роман о похищении ребенка, вы можете включить главу, написанную от первого лица – от лица матери жертвы, вставив ее в обычное повествование от третьего лица о действиях похитителей.
Что касается кино, то фильм будет разрабатывать тему только одного или ограниченного количества персонажей. Например, сюжет похищения может быть изложен с точки зрения родителей ребенка, самой жертвы и руководителя полицейского расследования, но не с точки зрения похитителя (хотя, разумеется, мы будем видеть похитителя каждый раз, когда он будет оказываться в одной сцене с перечисленными персонажами).
В романах, написанных с точки зрения всеведущего третьего лица (назовем эту разновидность так), повествователь может рассказывать о том, что происходит в голове у нескольких героев в одной и той же сцене или главе. Хоть это и дает автору возможность представить больше информации, но при этом мешает установить контакт с читателем, а порой даже приводит к путанице. Однако именно такой подход реализован во многих величайших литературных произведениях.
Мастером переключения точек зрения был Лев Толстой. Урсула Ле Гуин так говорила о «Войне и мире»:
Почти невозможно поверить в то, как он незаметно переключается с авторского повествования на точку зрения героя, с удивительной легкостью примеряя на себя внутренний голос мужчины, женщины, даже охотничьей собаки, а затем вновь возвращаясь к мыслям автора… К концу романа чувствуешь, что прожил много жизней, а это, возможно, самый большой дар, который в состоянии преподнести книга.
В первой главе «Войны и мира» Анна Павловна разговаривает с князем. Толстой рассказывает не только о том, что князь делает, но и о том, на чем основываются его поступки:
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
Чуть позже Толстой пишет: