Литературный навигатор. Персонажи русской классики

Его жизненный распорядок строго размерен; в одно и то же время он открывает и закрывает лавку, в одно и то же время возвращается домой, садится с женой за стол; он знает, когда жена в церкви и когда ей надлежит вернуться, так было и должно быть всегда, а когда окончится вместе с земной жизнью, место старшего поколения займет младшее, дети сменят родителей, и все опять повторится. Недаром почти все, что его окружает (лавка, дверь, стол, затвор), – «дубовое», то есть из твердого, несокрушимого дерева. Дубовой дверью он подпирает свою лавочку близ Кремля. Думает по пути, как сядет с женой за дубовый стол. Заподозрив неладное, грозит закрыть ее за дубовую дверь «окованную». Но обратим внимание: в самой первой сцене поэмы царь проламывает «железным» наконечником своего посоха «дубовый пол» на «полчетверти». Каким бы ни был крепким дуб, он не может устоять перед железным наконечником; какими бы ни были твердыми устои Степана Парамоновича, они бессильны перед натиском нового, произвольного времени. Герой обречен. Единственное, что ему дано, – это сохранить свою верность принципам, погибнуть согласно старым представлениям о правде.

Слом ситуации происходит в тот самый момент, когда купец – впервые в жизни – сталкивается со сдвигом неподвижного распорядка жизни; он возвращается домой, а жена еще из церкви не вернулась.

Не встречает его молода жена,
Не накрыт дубовый стол белой скатертью,
А свеча перед образом еле теплится.

Еще ничего не произошло, но уже все случилось; в патриархальном купеческом мире поменяться что бы то ни было может только к худшему. Представить, что найдется кто-то дерзкий, не принадлежащий патриархальному миру, кто покусится на его устои, Степан Парамонович не может, мысль его движется по устойчивой траектории. Если что-то случилось, то виновата нарушившая правила благочестия жена:

Уж гуляла ты, пировала ты,
Чай, с сынками все боярскими…

Узнав, в чем дело, он принимает решение биться за честь жены. Открыто – и до смерти. Посовещавшись с младшими братьями, которые согласно моральному кодексу охранителя устоев обязаны поддержать решение старшего, купец отправляется на кулачный бой. Бой – потешный, часть развлекательного ритуала; в символическую битву эпох и нравов превращает его именно Степан Парамонович. Он поднимает этот бой на небывалую, практически религиозную высоту: «Поклонился прежде царю грозному, / После белому Кремлю да святым церквам, / А потом всему народу русскому».

Но обратим внимание на существенное противоречие того выбора, который делает для себя Калашников: он не идет с челобитной к царю, не передоверяет ему как верховному арбитру свою судьбу и восстановление оскорбленной чести своей жены; он хочет лично биться со своевольным Кирибеевичем. Не только потому, что царь перестал быть выразителем безличной общенародной истины, а превратился в самовольного стража справедливости, как он ее сам понимает. Но и потому, что Степан Парамонович тоже действует по собственному усмотрению, по своей личной воле. И не просто защищает жену, но и мстит за обиду. Чтобы защитить вековой закон, он его нарушает.

Вернуться в надежное прошлое не удастся; противостоять отныне будут не коллективная правда и своеволие, а индивидуальное представление о том, что есть добро и что есть зло.

Кирибеевич (Опричник), герой-антагонист, противостоящий главному герою поэмы, купцу Калашникову, разрушающий патриархальный мир его семьи и погибающий на кулачной «дуэли» с ним. То, что Кирибеевич опричник, особенно важно; с 1565 по 1572 год на Руси действовало введенное Иваном Грозным разделение государства на «опричнину», то есть личный удел царя, со своим отдельным войском, особым управлением и системой доходов, и «земщину» – основную территорию страны, управляемую боярской Думой. Вооруженные «опричники» получили право на насилие, что дало возможность множества злоупотреблений. В символической «разметке» поэмы принадлежность к миру опричников заранее выводит героя за пределы общенародной правды, патриархальной традиции; он зависит только от личной воли царя и ни от чего более.

То, что Кирибеевич враг любых устоев, ясно с первой сцены до последней. В первой он обращается к царю и только; впрочем, и того обманывает:

Не сказал… правды истинной,
Не поведал, что красавица
В церкви Божией перевенчана,
Перевенчана с молодым купцом.

Кирибеевич, приступив на улице к Алене Дмитриевне, позорит ее перед лицом соседей, простоволосит, срывает полосатую фату, расплетает косы, то есть покушается на символы замужества. Особенно дерзко и «антинародно» этот жест выглядит, если вспомнить, откуда возвращается купеческая жена – из церкви. А в последней, выходя на бой, кланяется только царю, в то время как Калашников – и царю, и Кремлю, и церквам, и народу.