Литературный навигатор. Персонажи русской классики

Зимою Татьяну везут в Москву на «ярманку невест»; здесь на нее обращает внимание «какой-то важный генерал», и читатель расстается с «милой Таней» до 8-й главы, чтобы вместе с Онегиным встретить на светском рауте строгую светскую даму, прошедшую «школу чувств». 8-я глава в сжатом виде повторяет схему всего предшествующего сюжета; только Татьяна и Онегин меняются местами. Теперь он влюбляется в светскую красавицу; пишет ей письма; не получает ответа; неожиданно является на дом – и выслушивает ее проповедь, не лишенную некоторой «мстительности» («Тогда <…> / Я вам не нравилась… Что ж ныне / Меня преследуете вы? / <…>/ Не потому ль, что в высшем свете / Теперь являться я должна»), но при этом исполненную тайной любви, достоинства и смирения перед жизненным долгом. Вторая кульминация служит окончательной развязкой – сюжетной линии и романа в целом. И в этот миг высшего сюжетного напряжения Автор «покидает» героев; роман о любви, счастье и страдании завершен.

Место в системе персонажей. Структура образа. Роль сюжетного антипода Онегину (лед и пламень; чрезмерная трезвость и чрезмерная восторженность) первоначальным замыслом Пушкина отведена была Ленскому; роль антипода психологического досталась Татьяне. Он – столичный dandy, она – задумчивая полудеревенская барышня. Он томится «душевной пустотой», ее отличают «плоды сердечной полноты». Он – умеренный читатель «модных книг», она – читательница по призванию (в детстве – тиха, задумчива, не любила кукол, не играла в горелки; в юности романы «ей заменяли все»). Он – космополит, она связана с патриархальной русской традицией. В соответствии с этим строится ее образ – образ героини, равновеликой (а не просто сомасштабной, как Ленский) заглавному персонажу.

Недаром лишь Татьяна и Онегин – если не считать самого Автора – связаны одновременно и с подчеркнуто вымышленными персонажами, и с реальными людьми той эпохи. Татьяна общается не только с окружающими помещиками, чьи традиционно литературные фамилии указывают на их условность, «придуманность» [Скотинины, Буянов (ср. героя поэмы В.Л. Пушкина «Опасный сосед») и др.], но и, например, с кн. П.А. Вяземским, с московскими «архивными юношами», возможно, и с И.И. Дмитриевым. Такая «двойная прописка» героини в условном и реально-историческом пространстве подчеркивает ее особый статус, «пограничность» ее образа между жизнью и литературой. И хотя Татьяна играет менее заметную роль в построении собственно фабулы романа, нежели Евгений (на него «замкнуты» все персонажи, все события романа; она же никак не связана с петербургским миром; почти не сближается с Ленским и др.), – главное не в этом. Психология в «Евгении Онегине» начинает теснить сюжетику, а психологический облик Татьяны прописан с особым тщанием.

Прежде всего, Татьяна – героиня не только со своей собственной историей, но и с предысторией. Сама ее фамилия призвана напоминать об уюте, домашности, семейном предании, потому в роман включен подробный рассказ о ее родителях. (Тогда как о покойных родителях Ленского читатель не знает ничего; об отце Онегина – только то, что он хозяйствовал по старинке и «земли отдавал в залог».) Старшие Ларины – хлебосольные русские баре, обычные, простые и добрые. На масленой у них блины, на Троицу они «роняли слезки три»; два раза в год говели; когда пришел час, Дмитрий Ларин, бригадир (тень фонвизинской комедии «Бригадир» сама собою ложится на его образ), «умер в час перед обедом». Родители Татьяны – герои семейной пасторали. Их жизнь предельно непохожа на ту, о какой мечтает утонченная Татьяна; и все-таки именно их жизнь сформировала ее русскую психологию. Русскую – несмотря на «европейское» чтение и французский язык (даже любовное письмо к Онегину написано по-французски). Очень важно, что судьба матери как бы предварила будущую судьбу самой Татьяны. Пусть в сниженном, обытовленном виде, но – предварила.

<…> Она вздыхала по другом,
Который сердцем и умом
Ей нравился гораздо боле:
Сей Грандисон был славный франт,
Игрок и гвардии сержант.
Как он, она была одета
Всегда по моде и к лицу;
Но, не спросясь ее совета,
Девицу повезли к венцу.
И, чтоб ее рассеять горе,
Разумный муж уехал вскоре
В свою деревню, где она,
Бог знает кем окружена,
Рвалась и плакала сначала,
С супругом чуть не развелась;
Потом хозяйством занялась,
Привыкла и довольна стала.

(Гл. 2, строфы ХХХ – ХХХI)