Литературный навигатор. Персонажи русской классики

Капитанская дочка (роман, 19 окт. 1836 года)

Гринев Петр Андреевич (Петруша) – главный герой последнего крупного произведения Пушкина, провинциальный русский дворянин, от чьего имени (в форме «записок для памяти потомства», составленных в эпоху Александра I об эпохе пугачевского бунта) ведется повествование. В «Капитанской дочке» сошлись все темы пушкинского творчества 1830-х годов. Место «обычного» человека в великих исторических событиях, свобода выбора в жестоких социальных обстоятельствах, закон и милосердие, «мысль семейная» – все это в повести присутствует и связано с образом главного героя-рассказчика.

Первоначально Пушкин, как то было в незавершенном романе «Дубровский», собирался поставить в центр повествования дворянина-ренегата, перешедшего из одного лагеря в другой (прототипом ему служил реальный офицер екатерининской эпохи Шванвич), или пленного офицера, который бежит от Пугачева. Здесь также имелся прототип – некто Башарин; именно такую фамилию должен был носить герой, позже переименованный в Буланина, Валуева и, наконец, в Гринева. Это имя в другой огласовке – Гранев – встречается в планах незавершенного «Романа на Кавказских водах» (1831). Фамилия Гринев тоже взята из действительной истории пугачевщины: его носил дворянин, арестованный по подозрению в измене и позже оправданный. Так окончательно определился замысел рассказа о человеке, волей Провидения оказавшемся между двумя враждующими лагерями; о дворянине, который незыблемо хранит верность присяге, не отделяет себя от сословия в целом и от сословных представлений о чести в частности, но который при этом смотрит на мир широко открытыми глазами.

Замкнув сюжетную цепь именно на Гринева (и «перепоручив» роль дворянина-ренегата Швабрину), Пушкин воспроизвел принцип исторической прозы Вальтера Скотта, в чьих романах, особенно из «шотландского» цикла («Уэверли», «Роб Рой», «Пуритане»), такая ситуация – два лагеря, две правды, одна судьба – и такой тип героя встречаются постоянно. Восходит к традиции Вальтер Скотта и непосредственный «литературный предшественник» Гринева, Юрий Милославский из одноименного романа М.Н. Загоскина (с той огромной разницей, что Милославский – князь, а не «обычный» человек).

Вослед Гриневу и другие персонажи «Капитанской дочки» приобретают вальтер-скоттовские черты. Образ верного слуги Петруши, Савельича, восходит к Калебу из романа «Ламмермурская невеста», а его имя совпадает с именем «патриотического» ямщика, свидетеля пугачевского бунта в другом романе М.Н. Загоскина, «Рославлев». Эпизод, в котором невеста Гринева Марья Ивановна Миронова добивается у Екатерины II оправдания возлюбленного, повторяет эпизод с Дженни Джинс из «Эдинбургской темницы» и др.

Жанр «записок для потомства» давал возможность изобразить историю «домашним образом» и предполагал, что жизнь героя будет разворачиваться перед читателем с самого детства, а смерть героя останется за пределами непосредственного повествования (иначе некому было бы составлять записки).

«Предыстория» Петра Андреевича Гринева проста: он сын премьер-майора Андрея Петровича Гринева, живущего после отставки в небольшом (300 душ) имении в Симбирской губернии. Воспитывает Петрушу крепостной «дядька», Савельич, учит – мосье Бопре, бывший парикмахер и большой охотник до русской наливки. Пушкин прозрачно намекает на то, что ранняя отставка отца была связана с дворцовым переворотом времен Анны Иоанновны. Причем первоначально предполагалось (и с сюжетной точки зрения это было бы куда более «красиво») объяснить отставку событиями 1762 г., дворцовым переворотом во главе с Екатериной II, но тогда хронология нарушилась бы окончательно. Как бы то ни было, отец героя словно «исключен» из истории; он не может реализовать себя, и потому всякий раз гневается, прочитывая придворный адрес-календарь, где сообщается о наградах и о продвижении по службе его бывших товарищей. Так Пушкин подготавливает читателя к мысли, что и Петр Андреевич мог бы прожить жизнь самую обыденную, не раскрыть заложенные в нем качества, если бы не общероссийская катастрофа 1770-х годов и, если бы не отцовская воля.