Литературный призрак

— Счет один-один. Как там Фейнман, в порядке?

— В порядке. Устроилась за большим камнем. А где твой отец?

— У себя в кабинете, медитирует.

Лайам собирает «скрэббл» в коробку.

— Мейси говорит, зима будет суровая. Прогноз из надежных источников.

— Мейси? Она что, установила спутниковую тарелку?

— Нет, ей пчелы сказали.

Китайский полицейский неожиданно оказался высоким и вежливым. Он служил в охране принца Уэльского и слышал о работе Хью. Записав в блокнот наши рассказы о нападении на верхнем этаже, он отхлебнул чая со льдом. Рубашка на нем взмокла от пота.

— Я должен сообщить вам, что грабители спрашивали, в какой квартире прячутся белые обезьяны. Соседи сказали, что нет тут никаких белых обезьян.

— До выстрела или после?

— После. Люди рисковали жизнью, но не выдали вас.

Хью щурится.

— А что вы думаете по этому поводу, господин офицер?

— Возможны два варианта. Первый: грабители полагают, что в квартире у белых добыча богаче. Второй: мистер Ллуэллин, вы проверяете счета могущественных компаний. Может, они связаны с Триадой?

— А разве в Гонконге есть компания, которая не связана с мафией?

— Иностранцы, особенно белые, не селятся в таких районах, как этот. Бухта Дискавери куда безопаснее.

Я вышла в крошечную кухоньку. В доме напротив сразу опустились жалюзи. Глаза повсюду. Кругом глаза.

Из головы не выходил разговор с Техасцем. Я-то знала, кто были эти «грабители» и кого они искали. В следующий раз они не перепутают английскую нумерацию этажей с американской или китайской.

После отъезда из Швейцарии не садилась за фортепьяно. Играю популярную мелодию из вариаций Гольдберга.

Лайам сыграл великолепное «Сентиментальное настроение».

Джон то ли импровизирует, то ли припоминает что-то.

— Вот ворон на заборе… А это ветряная мельница…

— Музыкальные картинки? — спрашивает Лайам.

— Нет. Скорее, музыка случая.

— А ветер все усиливается, ма! Может, и завтра катер не придет?

— Может. Так расскажи мне про университет, сынок.

— У нас такие потрясные электронные микроскопы! Курсовую пишу по сверхтекучести, а еще играю на синтезаторе, и еще…

— Вовсю трахает девиц, — вставляет Джон с набитым сосиской ртом, — По словам Денниса.

— Это нечестно, мам, — Лайам становится красным как свекла. — Он каждую неделю звонит профессору Данману!

— Да, я звоню ему каждую неделю. Последние двадцать лет. По-твоему, я должен отказаться от этой привычки только потому, что Деннис — твой научный руководитель?

Лайам фыркает и отходит к окну.

— Отсюда выглядит как край света, — говорит он, глядя на улицу.

Шредингер возвращается через кошачий лаз и обводит нас оценивающим взглядом.

— Ну что, котище? — приветствует его Лайам.

Шредингер выбирает Джона, запрыгивает к нему на колени и требует свою порцию сосисок.

Шторм сотрясает остров.

— Что-то я волнуюсь за нашу гостью из страны киви.

С этими словами Джон снимает телефонную трубку.

— Миссис Дануоллис? Добрый вечер, это Джон. Я хочу справиться, вернулась ли наша новозеландская гостья целой и невредимой? Она заходила к нам… Недавно… Спрашивала дорогу до каменной гряды… а тут шторм, я и беспокоюсь… Это точно? Ну конечно, кому, как не вам, знать… Странно. Хорошо. Извините.

— В чем дело, папа?

— В молодежной гостинице нет туристов из Новой Зеландии.

— Может, она просто на день приехала?

— Билли по такой погоде не рискнет возвращаться в Балтимор.

— Значит, она до сих пор на острове. Заночевала у кого-нибудь.

— Конечно. Это логичное объяснение.

У меня сосет под ложечкой. Боюсь, логичное объяснение есть.

Мы с Джоном у себя в спальне, горит камин. Лайам отмокает в ванне после электронной переписки с девушкой из Дублина, имя которой мы так и не смогли выведать у него. Под раскаты грома Джон массирует мне ступни. Я рассматриваю узор из сфинксов, цветов и масок, которым украшен камин. Обаяние живого пламени не уменьшается оттого, что понимаешь его химическую природу. На Клир-Айленде все живут такой жизнью. Почему мне подобные вечера выпадают так редко?

Я как моряк из легенды: черная тетрадь — мой альбатрос.

— Что мне делать, Джон, когда они доберутся до нас?

— Мо, давай переживать неприятности по мере их наступления.

— Я не уверена, что мне стоило впутываться в эти неприятности.

*

На третий день моего пребывания на острове я уже понимала, где нахожусь, еще не открыв глаз. Черная тетрадь в надежном месте. Вчерашний шторм уже далеко, первый луч осветил край занавески и завершил свое двадцатишестиминутное путешествие у меня на сетчатке [78]. Свежий ветер, чистое небо, тени облаков скользят по трем Коровьим островам. Тысячи арабских детишек прыгают в море, от их ожогов поднимается пар. Планк залаяла. Шум на лестнице заставляет меня обернуться. В дверном проеме стоит Техасец. Он щелкает предохранителем и переводит пистолет с черной тетради на меня. «Пора снова заняться „Краспом“, доктор Мантервари», — говорит он и оттягивает курок. Мне понадобилось минут двадцать, чтобы успокоиться. Первый луч осветил край занавески. У Джона под веками двигаются глазные яблоки, он видит неведомые мне картины.