Литературный процесс в России

И в более расширительном смысле всякий писатель - француз ли он, англичанин, американец, которому никто не угрожает, - еврей. Которого надо бить (и тогда он, может быть, что-то напишет).

Во-вторых, нынешний еврейский "исход" из России во многом совпадает с тем, как уходят из России рукописи. Вы подумайте об этих рукописях, переправляемых за границу. Каждая - рискует. Каждая уже заранее занесена в список тех, кого надо истреблять, как жидов, которые мешают и не дают жить. И вы представьте, как они себя чувствуют сейчас, эти рукописи, убежавшие из России и не знающие толком, что им теперь, без России, делать. Всё там осталось. Вся боль, позволяющая писать... Евреи! Братья! - сколько нас? раз, два да и обчелся......

Когда мы уезжали, а мы это делали под сурдинку, вместе с евреями, я видел, как на дощатом полу грузовика подпрыгивают книги, по направлению к таможне. Книги прыгали в связках, как лягушки, и мелькали названия: "Поэты Возрождения", "Живопись древнего Пскова". К тому моменту я уже от себя всё отряс. Но они прыгали. "Салтыков-Щедрин" в сочинениях, которого я не люблю и никогда не любил, подаренный другом юности, с которым мы разошлись однажды на очной ставке. Книги - тоже уезжали, независимо от того, хотелось им или нет. Поворачивались дома, улицы Москвы, с которыми мы прожили - с этими книгами - всю жизнь. Мелькнул памятник Лермонтову (новостройка) - в позе молодого офицерика, и сгинул. Но книги в связках прыгали вокруг меня и повторяли: "прощай". Я их увозил, эти книги, на свой страх и риск, не зная, что их ждет, ничего не обещая. Я только радовался, глядя на пачку коричневых книжек, что вместе с нами, поджав ушки, уезжает сам Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин...

Машину очень трясло. Дощаник под ногами - под книгами - раскачивался. Мы уезжали - навсегда. Все было кончено и забыто. И только один, которого я никогда не любил, Михаил Евграфович, может быть, упирался, хотя тоже подпрыгивал.

Мы выехали на Каланчевку. Даль была открыта нашим дальнейшим приключениям. А книги - прыгали. И сам, собственной персоной, поджав ушки, улепетывал Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин...

Июнь, 1974

Париж

Комментарии:

----------------

[1] По памяти - со слов Ахматовой.