Литературный театр

Они ж и анархисты.

Толпы их всё грызутся,

Лишь свой откроют форум,

И порознь всё клянутся

In verba вожакорум.

В одном согласны все лишь:

Коль у других именье

Отымешь и разделишь,

Начнётся вожделенье.

Весь мир желают сгладить

И тем ввести равнство,

Что всё хотят загадить (Пауза.)

Для общего блаженства!»

Она. 

 «Поведай, шуток кроме, –

Спросила тут невеста, –

Им в сумасшедшем доме

Ужели нету места?»

Он. 

 «О свет ты мой желанный!

Душа моя ты, лада!

Уж очень им пространный

Построить дом бы надо!»

Она. 

 «О друг, что ж делать надо,

Чтоб не погибнуть краю?»

Он. 

 «Такое средство, лада,

Мне кажется, я знаю:

Чтоб русская держава

Спаслась от их затеи,

Повесить Станислава

Всем вожакам на шеи».

Она. 

 «Но это средство скверно!» –

Сказала дева в гневе.

Он. 

 «Но это средство верно!» –

Жених ответил деве.

Она.

 «Как ты безнравствен, право!» –

В сердцах сказала дева. –

Ступай себе направо,

А я пойду налево!»

Он и Она (вместе). 

 И оба, вздевши длани,

(Расходясь.) Расстались рассержёны,

Она. 

  Она в сребристой ткани,

Он. 

 Он в мурмолке червлёной.

Звучит революционная музыка, и появляется человек в кепочке (декламатор).

Декламатор.

Служите ж делу, струны!

Уймите праздный ропот!

Российская коммуна,

Прими мой первый опыт!

Фонограмма. Я ненавижу всё красное!.. Не понимаю, почему я волён нападать на всякую ложь, на всякое злоупотребление, но нигилисма, коммунисма, материалисма е tutti quanti трогать не волён? Нигилисм… вовсе не дрянность, он глубокая язва. Отрицание религии, семейства, государства, собственности, искусства – это… чума, по крайней мере по моему убеждению.

Микрофон. А по поводу тургеневских «Отцов и детей» Толстой писал бывшей незнакомке, случайно встреченной «средь шумного бала», а теперь жене своей Софье Андреевне: «Я не могу сказать тебе, с каким неожиданным удовольствием я это читаю… Если бы я встретился с Базаровым, я уверен, что мы стали бы друзьями, несмотря на то, что мы продолжали бы спорить».

Во время этих слов звучит мотив «Средь шумного бала…» и на сцене танцующие пары. Они застывают, когда звучит фонограмма.

Фонограмма. Искусство не умрёт и не может умереть, как бы там ни старались (с гневом) Чернышевские, Писаревы…

Микрофон. Алексей Константинович Толстой активно участвовал в хлопотах о возвращении из ссылки Тараса Шевченко… вступился за Тургенева, обвинявшегося в сношениях с «лондонскими пропагандистами», то есть с Герценом и Огарёвым, попытался смягчить судьбу ненавистного ему Чернышевского. Именно ему принадлежат слова, обращённые непосредственно к императору: «Русская литература надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского».

Чтец (мелодекламация).

Двух станов не боец, а только гость случайный,

За правду я бы рад поднять мой добрый меч,

Но спор с обоими досель мой жребий тайный,

И к клятве ни один не мог меня привлечь;

Союза полного не будет между нами –

Не купленный никем, под чьё б ни стал я знамя,

Пристрастной ревности друзей не в силах снесть,

Я знамени врага отстаивал бы честь!

Фонограмма. Александру Второму. Перевод с французского. Что же касается до Вас, государь, которого я никогда не перестану любить и уважать, то у меня есть средство служить Вашей особе, и я счастлив, что могу предложить его Вам: это средство говорить во что бы то ни стало правду, и это – единственная должность, воможная для меня и, к счастью, не требующая мундира.

Микрофон. А что такое правда?

На сцене три богатыря и служанки сцены.

Богатыри. Ах ты гой еси, правда-матушка!

Первый.  Велика ты, правда, широко стоишь.

Второй. Ты горами поднялась до поднбесья,

Третий. Ты степями, государыня, раскинулась,

Второй. Ты морями разлилася синими,

Первый. Городами изукрасилась людными,

Третий. Разрослася лесами дремучими!

Богатыри.

Не объехать тебя в сто лет,

Посмотреть на тебя – шапка валится.

Служанки сцены. 

Посмотреть выезжали молодцы,

Какова она, правда, на свете живёт?

Богатыри.

 Посмотрели добры молодцы,

Покачали головами удалыми

И вернулись на свою родину.

Служанки сцены.

А вернувшись на свою родину,

Всяк рассказывал правду по-своему.

Богатыри. И поспорили братья промеж собой,

Первый. И вымали мечи булатные.

Второй. И рубили друг друга д смерти. 

Третий. И, рубяся, корились, ругалися

Богатыри. И брат брата звал обманщиком.

Служанки сцены.

Наконец полегли до единого

 Все семеро братьев удалых.

Первый. 

Умирая ж, каждый сыну наказывал,

Рубитися наказывал д смерти,

Второй. Полегти за правду за истину.

Третий. То ж и сын сыну наказывал.

Мимическая сцена – скрещенные мечи.

Микрофон.

И доселе их внуки рубятся,

Всё рубятся за правду за истину,

На великое себе разорение.

Фонограмма. Я понимаю, отчего натуры такие глубоко печальные, как Мольер и Гоголь, могли быть такими комиками.