Литературный текст (Проблемы и методы исследования)

Подъемлет соловей свой гимн урочный,

Вдруг сердце в нем очнется... и во сне

Откликнется былому... и заочно

С подругою минувших счастья дней

Поделится он думою своей.

Он вспомнит все!.. Заветное свиданье,

Далекий край, давнишнюю любовь,

Двухлетних тщетных слез ее признанье,

И слезы, ею пролитые вновь

В восторге радостном! - В чаду мечтанья

Заблещет взор, зажжется кровь...

И скажет он: "Певец воспоминанья,

Твой страстный гимн - ее ли завещанье?"

И наконец, завершающее журнальный вариант цикла стихотворение "Опустелое жилище" возвращает читателя в ту реальность, которая была задана шестым и седьмым стихотворениями, в мир героини, тоскующей о покинувшем ее возлюбленном у порога запертого дома, хозяин которого

...надел ружье и шашку,

за кушак заткнул кинжал

И в кровавую распашку

смелым сердцем поскакал..

Однако интересно, что героиня появляется в этом стихотворении

в третьем лице, как объективированный персонаж. Этот остраняющий прием придает лирическому стихотворению оттенок сценичности:

Посмотри: вблизи мелькнули

Женский шаг и женский .пик...

Две руки к замку прильнули,

Прошептал условный клик!

Где ж хозяин?.. Он далеко!..

Прочь идет она с мольбой,

Чтоб красавец черноокой

Возвратился бы домой!.

(107)

Так к концу цикла дневниково-лирический текст обретает выраженную драматическую окраску, которая станет характернейшим признаком стихотворных любовных циклов ХIХ-ХХ вв. "Неизвестный роман", как уже говорилось выше, располагается в самом начале их ряда во многом моделируя жанр. Тем более любопытен тот момент, который послужил главной причиной нашего обращения к этому циклу: способ подачи, текстовое оформление циклового целого.

Стихотворения предварены прозаическим предисловием "Вместо вступления", написанным как бы от лица литератора и посвященным "истории" стихотворений: "Я получил недавно письмо от сестры, живущей постоянно в деревне, и при этом письме находились листки, написанные бегло и беспорядочно мелким шрифтом, очевидно принадлежащим женской руке Листки содержат отрывки в стихах и стихотворения, по-видимому набросанные в разное время, без цели, но связанные вместе тесной нитью, развитием одной и той же мысли, - или, лучше сказать, одно ь и того же чувства".

Дальше в цитируемом "письме сестры" объясняется и мотивируется публикация стихотворений: якобы найденные в доме недавно скончавшейся молодой женщины, они были переданы на хранение ее подруге, которая и решает послать их брату (слывущему, как разъясняется, в семье за "доку" по литературной части) в надежде получить отзыв на этот "единственный отголосок прекрасной души, замолкнувшей, не высказавшись здесь никому".

Таким образом, перед нами классический пример "ложного авторства", при котором отдельные "листки" (чрезвычайно характерно, что не тетрадь, не рукопись!) собраны и оформлены для публикации "докой"-литератором по его усмотрению, на основе содержания стихотворений. Схема "несобранного" стихотворного цикла здесь как бы обыграна, продемонстрирована читателю во всем богатстве своих возможностей. Если "денисьевский", "панаевский" и другие "несобранные" циклы проецировались на реальные биографические факты (известные автору, но необязательно известные читателю), то в случае "Неизвестного романа" аналогом биографической действительности (выдуманная, не имевшая место реально история умершей молодой женщины, которая становится известной читателю) выступает цитируемое во вступлении "письмо сестры". В нем дана характеристика героини-поэтессы, "молодой, прекрасной жены, служившей украшением (...) дому и всему нашему обществу". Перечисляются ее душевные качества; подробно выписаны те особенности героини (например, умение скрывать свои чувства, что создает романтически двоящийся облик), которые позже отзываются в стихотворениях цикла, формируя его сюжетное развитие по аналогии с "несобранными" циклами, с их вкорененностью в реальную действительность. (108)

В том же вступлении читатель находит и сформулированное "докой" в ответ сестре мнение о цикле - вариант его прочтения, читательскую интерпретацию:

"Это нечто в роде дневника: минутные порывы, мечты, радости, молитвы, горя; полу-ясные, полу-темные намеки на тайные, задушевные события, которых нельзя отгадать вполне, но предчувствовать можно и должно всякому, знающему хоть немного женское сердце, -ЭТУ странную смесь всего глубокого и святого со всем неуловимо-легким и мелко-суетливым, любви, самоутверждения, пылкости, бессилия, восторга и боязни, надежды и страданья ...>. Видно, что бедное созданье долго и пламенно боролось против тысячевидных препон судьбы ...>. Видно, что эта женщина умела молиться". Таков отзыв читателя-публикатора, который завершается апелляцией к прочим, будущим читателям "Неизвестного романа"; "Полагаю, что и другие, подобно мне, найдут источники занимательных размышлений в этом видении, чуть зримом под пеленою таинственности, его окружающей".