Литературный задачник по «Петербургским повестям» Н.В. Гоголя

№27 (А). Карета! Лакей в ливрее! Необычайное, почти сказочное что-то стало происходить после полуночи. Если Золушка всё потеряла в это время суток, то художник, казалось, приобретает. И эти яркие события не кажутся ему сном. А вам? Какая деталь сразу позволяет сделать вывод, что всё происходящее лишь сон главного героя?

№28 (А). Из низкого ада Пискарёв во сне помещает свой идеал тоже в ад, но привилегированный – высший свет Петербурга. Найдите в тексте строку, доказывающую правоту этого суждения.

№29 (В). В «Петербургских повестях» сильно ощущается влияние сказок немецкого романтика Э. Гофмана. Одним из основных его героев был «музыкант», человек искусства, всю глубину внутреннего мира которого могла понять только «вечная возлюбленная» его души, часто принадлежащая иному миру. Как этот мотив нашёл отражение во сне Пискарёва? Найдите две общих черты.

№30 (В). Как во сне Пискарёва продолжают обыгрываться сказочные мотивы из «Золушки»?

№31 (В). Сон Пискарёва стал реакцией на разлад реальности и внутреннего мира художника. Какие же две успокоительные «таблетки» он ему давал, а какую дать никак не мог? Первая «таблетка» проста и лежит на поверхности. Вторая станет понятной после возвращения к задаче № 22. Третья – это причина его пробуждения.

№32 (А). В образе Пискарёва соединяются типичные черты гофмановского «музыканта» и «маленького человека» из русской литературы. Про сюжетную линию первого мы уже говорили. «Маленький человек» же традиционно живёт потребностями двух первых уровней, согласно пирамиде Маслоу, пока не сталкивается с неизбежной трагедией. Ему никто не помогает, и в отчаянной попытке всё вернуть тот бросает вызов вышестоящим чинам: Евгений из «Медного всадника» грозит памятнику Петра, Самсон Вырин из «Станционного смотрителя» пешком идёт в Петербург. А что делает Пискарёв, пускай даже во сне?

*

До самого полудня пролежал он в постеле, желая заснуть; но она не являлась. Хотя бы на минуту показала прекрасные черты свои, хотя бы на минуту зашумела ее легкая походка, хотя бы ее обнаженная, яркая, как заоблачный снег, рука мелькнула перед ним.

Все откинувши, все позабывши, сидел он с сокрушенным, с безнадежным видом, полный только одного сновидения. Ни к чему не думал он притронуться; глаза его без всякого участия, без всякой жизни глядели в окно, обращенное в двор, где грязный водовоз лил воду, мерзнувшую на воздухе, и козлиный голос разносчика дребезжал: «Старого платья продать». Вседневное и действительное странно поражало его слух. Так просидел он до самого вечера и с жадностию бросился в постель. Долго боролся он с бессонницею, наконец пересилил ее. Опять какой-то сон, какой-то пошлый, гадкий сон. «Боже, умилосердись: хотя на минуту, хотя на одну минуту покажи ее!» Он опять ожидал вечера, опять заснул, опять снился какой-то чиновник, который был вместе и чиновник и фагот; о, это нестерпимо! Наконец она явилась! ее головка и локоны… она глядит… О, как ненадолго! опять туман, опять какое-то глупое сновидение.

Наконец сновидения сделались его жизнию, и с этого времени вся жизнь его приняла странный оборот: он, можно сказать, спал наяву и бодрствовал во сне. Если бы его кто-нибудь видел сидящим безмолвно перед пустым столом или шедшим по улице, то, верно бы, принял его за лунатика или разрушенного крепкими напитками; взгляд его был вовсе без всякого значения, природная рассеянность наконец развилась и властительно изгоняла на лице его все чувства, все движения. Он оживлялся только при наступлении ночи.

Такое состояние расстроило его силы, и самым ужасным мучением было для него то, что наконец сон начал его оставлять вовсе. Желая спасти это единственное свое богатство, он употреблял все средства восстановить его. Он слышал, что есть средство восстановить сон – для этого нужно принять только опиум. Но где достать этого опиума? Он вспомнил про одного персиянина, содержавшего магазин шалей, который всегда почти, когда ни встречал его, просил нарисовать ему красавицу. Он решился отправиться к нему, предполагая, что у него, без сомнения, есть этот опиум. Персиянин принял его сидя на диване и поджавши под себя ноги.

– На что тебе опиум? – спросил он его.

Пискарев рассказал ему про свою бессонницу.

– Хорошо, я дам тебе опиуму, только нарисуй мне красавицу. Чтоб хорошая была красавица! чтобы брови были черные и очи большие, как маслины; а я сама чтобы лежала возле нее и курила трубку! слышишь? чтобы хорошая была! чтобы была красавица!

Пискарев обещал все. Персиянин на минуту вышел и возвратился с баночкою, наполненною темною жидкостью, бережно отлил часть ее в другую баночку и дал Пискареву с наставлением употреблять не больше как по семи капель в воде. С жадностию схватил он эту драгоценную баночку, которую не отдал бы за груду золота, и опрометью побежал домой.

Пришедши домой, он отлил несколько капель в стакан с водою и, проглотив, завалился спать.