Литературоведческий журнал №37 / 2015

Структура основного текста во многом соответствует композиционным принципам, выработанным в Парижском университете для комментариев к философским сочинениям. К каждой песне сначала дается краткое резюме и ее разделение на части, после чего идет довольно подробный интерпретирующий пересказ текста Данте – «deductio textus de vulgari in latinum». За этим следует собственно объяснение («expositio lictere»), в котором обсуждаются основные экзегетические вопросы. Заключается глава выявлением «notabilia», «comparationes» и «vaticinia», которые при необходимости могут получать дополнительные разъяснения. Эрудиция Гвидо весьма велика и свидетельствует о хорошем знании Св. Писания, отцов Церкви, схоластов, с одной стороны, а с другой – античных авторов, набор которых, тем не менее, скорее соответствует средневековому университетскому curriculum, а не гуманистическим интересам. Некоторые замечания автора весьма нетривиальны. Так, привлечение библейских текстов для характеристики и возвышения поэта не было чем-то необычным, но Гвидо нередко проводит очень странные параллели, увидев, например, в надписи, появившейся на стене пиршественной залы царя Валтасара (Дан. 5:25), своего рода пророчество о Данте и его творении. Рука, начертавшая эти слова, – это «наш современный поэт Данте», а надпись означает «Комедию», которая делится на три части. «Мане» соответствует «Аду», так как означает «исчислено», а поэт в этой части перечисляет множество мест, наказаний и грехов. «Текел» соответствует «Чистилищу», означая «взвешено», а во второй части «Комедии» взвешиваются очистительные искупления. «Фарес» соответствует «Раю», означая разделение, а в третьей части поэт разделяет, т.е. разграничивает степени блаженства и иерархии ангелов53. Аналогичным образом применяются к Данте слова пророка Иезекииля: «И увидел я, и вот, рука простерта ко мне, и вот, в ней книжный свиток» (Иез. 2:9). Вместе с тем Гвидо, как уже было сказано, видит в Данте не только почти пророка или мудреца, познавшего все науки, но и человека, который «мертвую поэзию вывел из тьмы на свет» («mortuam poesiam de tenebris reduxit ad lucem»)54. Это представление о «Комедии» как истоке возрождения поэзии у Гвидо лишь намечено, оно достигнет своего апофеоза (для эпохи Треченто, разумеется) в комментарии Бенвенуто да Имола.

«Превосходный комментарий» (1330–1340-е годы), названный так в Академии делла Круска за его языковые достоинства, написан на вольгаре и трактует все три части «Комедии», но в содержательном плане носит компилятивный характер. Известны три основные редакции55. Его авторство, традиционно приписываемое Андреа Ланча, окончательно не установлено56. Создатель «Превосходного комментария», видимо, был флорентийцем, лично знал Данте и был хорошо знаком с его творчеством. Автор демонстрирует изрядную ученость в том, что касается ссылок на классические и медиолатинские авторитеты, его интересуют исторические вопросы (как античный Рим, так и недавняя история), а теология, философия и схоластика волнуют мало. В аллегорическом истолковании текста он предпочитает следовать своим предшественникам.

В середине века создал свой комментарий второй сын Данте – Пьетро (конец XIII в. – 1364). Он писал на латинском языке, а его труд изъясняет все три части поэмы и дошел до нас в трех редакциях57, первая и наиболее популярная58 из которых датируется 1340–1341 гг. Дж. Кардуччи определял суть его комментария так: Пьетро «ставит перед собой цель разъяснить аллегорическую и доктринальную сторону произведения, опираясь на авторитеты латинских классиков, философов и святых отцов: сделав это для каждой песни, он проскакивает мимо всего остального»59. При всей справедливости этой оценки комментарий Пьетро можно назвать образцовым в своем роде. Разъяснению песен «Комедии» предшествует подробный accessus, материал в котором излагается согласно синтетической схеме «Послания к Кан Гранде». Наиболее интересный отрывок касается forma tractandi: «Форма трактовки – семерная (Forma tractandi est septemсuplex), поскольку смысл (sensus), используемый (utitur) нашим автором в этой поэме, является семерным»60. Здесь, конечно, обращает на себя внимание то, что многосмысленное толкование предполагает не два, не четыре, а целых семь смыслов произведения.